Убежище идола
Шрифт:
…Нану Оту вместе со свитой поселили в самом центре города, в доме туфухина [25] . Это был небольшой, но очень уютный, гостеприимный дом, и ребята быстро перезнакомились с его обитателями. Взрослые еще отдыхали после тяжелой дороги, а Боафо, Агьяман и Опокува уже носились по двору вместе со своими сверстниками.
Но Нана Оту отдыхал недолго: ему предстоял визит к вождю Манкесима. Вождь знал о его прибытии, и следовало поторопиться. Поэтому после ужина в сопровождении двух старейшин и толкователя Нана Оту нанес этот столь важный для всех визит. А ребята весь вечер просидели на веранде — слушали сказки про паучка Ананси [26] . Удивительные это были истории, никогда б они их не услышали,
25
Туфухин —первый человек в племени после вождя.
26
Ан'aнси —паучок — герой сказок народностей Ганы.
— Ну, теперь я знаю, как мы назовем нашу собаку.
— Как? — с интересом спросили мальчишки.
— Мы назовем ее Мп'oтсе! Мпотсе — мпотсе — эку'aмба-наф'eо [27] , — торжественно провозгласила Опокува, и ребята с ней согласились.
Хорошо придумала Опокува! Теперь пес всегда будет напоминать им про Нану Оту с его белым ягненком.
3. ПАЛОМНИЧЕСТВО К НАНАНОМПОУ
27
Прелестный-прелестный, ну прямо ягненок!
— Пошли посмотрим, что там такое? — быстро заговорила она. — Скорее, скорей! — Она даже пританцовывала на месте от нетерпения.
Ребята наскоро оделись, вышли во двор и остановились как вкопанные: двор был полон людей. Пока они спали, пришли еще паломники. Пришли и привели с собой коз и овец — мальчишки быстренько пересчитали: десять коз и двадцать овец! Козы и овцы были привязаны посередине двора, шум стоял невообразимый. Двое слуг лежали, отдыхая, на земле, возле них стояло с десяток брусков соли [28] ; какие-то люди тащили корзину с бутылями рома. Глазам удивленных ребят предстали несколько молодых слуг из Абуры — они понуро сгрудились в углу двора, отдельно от всех остальных.
28
Соль —традиционный предмет торговли в африканских странах; ценится очень дорого, практически заменяет собой деньги. Соль перевозят в виде брусков прямоугольной формы. От бруска откалывают небольшие куски и пользуются ими как разменной монетой.
И на веранде тоже были люди Абуры — мужчины и женщины. Они сидели, смеясь и болтая, кто-то растянулся на прохладном деревянном полу и пытался уснуть — ведь они двинулись в путь задолго до рассвета и шли, не останавливаясь, торопясь нагнать Нану Оту. Да, но зачем привели они с собой слуг? Почему бедняги стоят в углу, почему они так печальны? Тревога охватила Опокуву. Она тронула за руку Агьямана.
— Спроси, а? — сказала она, и Агьяман тут же понял, о чем она говорит.
Он кивнул и нерешительно приблизился к вновь пришедшим. Кого бы спросить? Может, этого — пожилого человека с неподвижным лицом, на котором застыла важная мина? Похоже, что он не из простых.
— Скажите, пожалуйста, — сказал Агьяман, — зачем вы привели сюда слуг?
Человек медленно перевел взгляд на овец и коз, потом сонно взглянул на слуг и неохотно ответил:
— Плата. Плата за совет великого идола…
— Как это — «плата»? —
Она уже стояла рядом с Агьяманом, глаза ее расширились от изумления и страха.
— А так, — нахмурился толстяк. — Что ж по-вашему — идти к Нананому [29] с пустыми руками? Нет, мы ведем с собой коз и овец, отдаем идолу наших слуг, преподносим ему соль и бутыли с ромом. Таков обычай. Мы все отдадим Нананому, а он скажет, что нам делать, как избавить Абуру от великой беды…
29
Нан'aном —множественное число от «нана» (предок). Здесь говорится об идоле, якобы представляющем собой души трех великих предков народности фанти.
— Значит, слуг отдадите тоже? — тихо сказала Опокува и подавленно замолчала.
Как это — отдать людей, живых людей, так же вот, как овец или коз? Ужасно!..
Однажды в ее родной деревне мать взяла ее на церемонию жертвоприношения. Целую неделю потом Опокуву мучили ночные кошмары. Но ведь мать тогда принесла в жертву всего лишь курицу…
— А что с ними будет, с этими людьми? — спросила она.
— Они будут служить идолу, — был ответ.
— Вот, значит, как… — вздохнула Опокува.
Она чуть-чуть успокоилась: она так боялась, что их принесут в жертву, убьют — как приносят в жертву животных… Она ведь слышала про человеческие жертвоприношения, их совершали, когда хоронили вождей, или их жен, или сыновей. Как это страшно — убивать живых ради мертвых! Почему? Спрашивать об этом не полагалось, так было всегда, но все равно — это ужасно!
— Пошли-ка, — дернул ее за руку Боафо. — Не собираешься же ты торчать здесь весь день? Если хочешь идти вместе с Наной Оту к Нананомпоу, конечно…
Ребята покинули двор с его шумом и суетой, с криками слуг и блеянием коз и вернулись в дом, чтобы позавтракать и переодеться. Через полчаса они уже выходили во двор, одетые в лучшие свои платья. Они подошли к тем, кто ожидал выхода Наны Оту, и встали рядом, серьезные и молчаливые. Люди, пригнавшие коз и овец, уже отдохнули — короткий сон восстановил их силы. Они отдохнули и тоже ждали теперь Нану Оту, держа в руках веревки, к которым по двое, по трое сразу были привязаны козы и овцы.
Нана Оту появился перед народом, когда солнце уже позолотило крыши домов. Нарядное одеяние окутывало его статную фигуру. За ним, как всегда, шли толкователь и четверо старейшин. Верховного жреца почему-то не было. Ребята переглянулись: как же без жреца-то? Разве можно идти без него к идолу? Опокува набралась смелости и спросила вождя.
— Он ушел в лес еще до рассвета, — спокойно ответил Нана Оту. — Он ищет травы для своих целебных снадобий… Не волнуйтесь, с ним все в порядке.
Вождь улыбнулся, погладил белого ягненка, стоявшего с ним рядом: должно быть, ягненок решил сопровождать своего хозяина к самому Нананомпоу.
Святилище находилось недалеко от города, и Нана Оту решил отправиться в путь пешком, не в паланкине. По правде говоря, дело было даже не в расстоянии, дело было в другом: не мог же он явиться к духам предков гордо восседающим в паланкине? Потому же Нана Оту не украсил свои запястья, как обычно, золотыми браслетами, а пальцы — кольцами. Он снял с себя все драгоценности и шел к идолу смиренным и строгим, и такие же строгие и смиренные шли за ним старейшины.
Жаркое солнце стояло в небе. Оно обещало новый, столь же жаркий день. И потому зонт заранее был раскрыт над бритой головой вождя. Процессия двинулась в путь. Ребята снова шли рядом с Наной Оту, а собака бежала за ними. Имя — то, что придумала для нее Опокува, — было слишком уж длинным, и Боафо предложил звать собаку просто Мпотсе. Все согласились, включая самого Мпотсе, который, казалось, был в полном восторге от своего звучного прозвища. Мальчишки без конца его теперь окликали, и всякий раз, услышав имя «Мпотсе», пес начинал прыгать и лаять и вилять черным хвостом. И чем дальше продвигались они в лес, тем веселее становился Мпотсе; он отбегал от ребят, скрывался в лесу, а потом выныривал откуда-то с другой стороны, прямо под ноги хозяевам; он весело «пугал» процессию и вообще резвился вовсю. А как же? Ведь никто больше не держал его на поводке, он был свободен и мог носиться сколько угодно, и это ему очень нравилось.