Убить миротворца
Шрифт:
— Угу. Ладно. Отложим разговор. Но информационная программка-то у тебя про резерваты найдется?
Конечно, Дмитрий знал, куда сунуться за сведениями о резерватах. Но ответил уклончиво:
— Ну… поищем… — и заторопился ответить на другой вопрос двойника, — Ты спросил, почему они до сих пор существуют. Так вот, Федерация сохраняет за людьми право свободного выбора: хаос или цивилизация, буйство или упорядоченная жизнь, война всех против всех за выживание или гарантированный достаток. Существование резерватов обеспечивает подобного рода право.
Виктор хмыкнул. Нехорошо хмыкнул. Непочтительно. Однако
— И вот еще что. Конечно, резерваты не вечны. Их становится все меньше. Когда-нибудь цивилизаторская деятельность Федерации безболезненно приведет всех, абсолютно всех к правильному выбору.
— А ты знаешь, как жить правильно?
— Есть же некоторые общечеловеческие ценности…
— Одна. Секс.
Дмитрий поперхнулся. Надо было срочно выходить из этого витка разговора. Любой ценой.
— Мы… помогаем им… Мы… сотрудничаем с ними… Мы… иногда оттуда приезжают специалисты… я… даже видел одного. Исключительно невоспитанный человек. И лишенный, к тому же, фундаментального образования. Правда, некоторые его идеи следовало бы признать нетривиальными…
— Вот, значит, зачем они понадобились. Твою мать!
— Кто — они?
— Скорее, не «кто», а «что». Впрочем… «кто» — тоже подходит…
— Прости. Я не улавливаю твоей логики.
— Не обращай внимания. Я уяснил себе одну вещь. Неважно.
Дмитрий почувствовал себя полным идиотом. Очень приятно. Чем отблагодарить за такой подарок?
— Вероятно, ты увидел в резерватах рассадник интеллектуалов, садок для талантов?
— Да Господь с ними…
— Поверь, Федерация прекрасно справляется со своими проблемами. Наш обмен информацией и услугами намного выгоднее для них. Конечно, иногда приходится слышать странные мнения… чем-то сродни твоему… Но подобного рода суждения безответственны; нетрудно доказать это с цифрами в руках. Ведь наше государство — огромное тело, в то время как резерваты — лишь маленькие родимые пятнышки на нем…
— Угу.
Положительно, следовало поменять тему. Поколебавшись, Дмитрий осторожно спросил двойника, чувствуя себя чем-то вроде разведчика, посланного в резерват с заданием раскрыть очередной заговор против мирового порядка:
— А у вас, прости, кто входит в Женевскую федерацию? Разумеется, если это не считается секретом.
— Секрет? Никакого секрета. Тебя интересует Земля или Внеземелье?
От словечко «Внеземелья» дохнуло на Дмитрия неприятным холодком. Внеземелье… Наверное, истинное скопище тайн и опасностей. На всякий случай Дмитрий дистанцировался от него:
— Только Земля, если можно.
— Да можно… Сейчас за женевцами вся Западная Европа и добрый шмат Восточной, большая часть Северной Америки… ты такое старинное государство знаешь — Соединенные Штаты Америки?
Дмитрий не привык доверять странным незнакомцам, в какие бы одежды они не рядились. Проверять можно по-разному. В конце концов, что он знает о механизме проверок населения? Только одно: сами проверки — факт… Не стоит отходить от общепринятого между социально ответственными людьми.
— Гарант цивилизованности и свободы?
— У-у… Как у вас тут все запущено! В общем, знаешь… Короче говоря, в Северной Америке у Женевской федерации граница совпадает с границей бывших этих самых Штатов. Все к северу держат женевцы, а к югу — Латинский союз.
— Государство?
— Одно
— Но это далеко не все. Скажем, Азия?
— Там много всего наворочено. Я, брат, всех государств и не упомню… только те, которые побольше. Кое-что, понятно, наше, кое-что — за китайцами, за Аравийской лигой, за Тихоокеанским союзом.
— За нашими — ты имеешь в виду за русскими?
— За Российской империей.
В разговоре о Российской империи Дмитрий почуял нечто исключительно безответственное. На всякий случай, дабы потом не вышло неприятностей, он повернул разговор подальше от этой скользкой темы:
— Виктор, я ничего не услышал о великой цивилизации Индии…
— Может, там раньше и была великая цивилизация, но теперь ничего нет.
— Не понимаю.
— Война там прошла примерно семьдесят лет назад… С Аравийской лигой и Китаем одновременно. Плюс еще со своими — гражданская война.
— Извини меня. Должно быть, с твоей точки зрения, ты говоришь очевиднейшие вещи. Но я продолжаю не понимать. Допустим, у нас, кажется, если я не ошибаюсь, тоже были какие-то столкновения Индии с соседями… Конечно, это неприятная страница к их истории. Но потом все они стали частью Женевской федерации. Та же Индия, например, в 2025 году… Всякие боевые действия были просто задавлены.
Двойник хмыкнул.
— Боюсь, ты и представить себе не можешь, парень, чем была та война. Я ведь точно выразился: теперь там ничего нет.
— Как это?
— Именно так. Поднебесная… в смысле, Китай, улучшила себе демографию, положив два или три миллиона. Некоторые говорят — все десять… Но что десять миллионов для Поднебесной? Капля в море. А на месте Индии — закрытая зона. Там живут мутанты, психи, больные и очень нищие люди. Больше там никто не живет. А окраины — они получше сохранились — разделены между соседями.
— Какое-то заражение?
— Любое. Радиационное. Химическое. Панфирное. Все оптом.
— Панфирное?
— Пандэмия всеобщего сумасшествия. В буйной форме. В половине случаев заканчивается самоубийством. В двух третях случаев сопровождается убийствами всех рядом стоящих.
— Невероятно…
Дмитрий почувствовал усталость. Он сам себе показался на какое-то мгновение чашкой, в которую «близнец» наливает все больше, больше, больше, и содержимое уже хлещет через край. Его присутствие воспламеняло в Дмитрии ненормально сильные эмоции, нечто животное, грубое… Гнев и желание спорить, кажется, никогда не были присущи ему. А тут ему пришлось буквально хватать за горло невесть откуда взявшуюся злость на то страшное и бессмысленное кровопролитие, которое произошло Разум ведает когда и где. Да что ему за дело до погибшей Индии? Ан нет, Дмитрию хотелось призвать кого-нибудь к ответу за то давнее злодейство и наказать максимально жестоким образом… «Близнец» каждым словом своим вызывал желание спорить, отрицать, насмехаться над его странными бреднями. Российская империя… Поднебесная… Дмитрий едва сдерживался. Этот человек невыносимо раздражал его, но одновременно… притягивал.