Убить отступника
Шрифт:
– Вы подлец, сударь, – сказал Голевский.
– А вы подумайте. В вашей безвыходной ситуации лучше примкнуть к нам, а не артачиться. Тем более предстоят военные баталии. Впереди революция.
– Революция? Безумцы! Вам недостаточно той, что случилась в двадцать пятом году? Хотите утопить Россию в крови? Революция лишь усугубит ситуацию. Нужны реформы, а не переворот. К власти со временем придут достойнейшие люди, они преобразуют страну. Можно положить на алтарь высоких идей сотни тысяч людей, но это не спасет Россию, а лишь усложнит положение.
– Вы, право, заблуждаетесь, капитан. У вас неправильные представления о будущем
– Не дождетесь, господин душегубец. И пусть вам кажется это странным, я весьма тверд и решителен в своих убеждениях. Я не буду выступать на вашей стороне, тем более на стороне убийц моих друзей.
– Не горячитесь, капитан. Несмотря на ваши резкие высказывания, я буду терпелив и настойчив. Посидите, подумайте. Вы бы не были так злостно упрямы и категоричны, Александр Дмитриевич, если бы знали, что наши бывшие товарищи Михаил Сергеевич Лунин и Василий Львович Давыдов – достойные храбрые люди – поддерживают наш Союз. Да, да, поддерживают. Я наладил с ними связь, они здесь, в Сибири, на Петровском заводе.
– Опасная затея. Это безумие, – с сомнением покачал головой капитан.
Рощин лишь снисходительно улыбнулся на замечание.
– …Сие не безумие, Голевский, сие хорошо продуманный план. Наши люди повсюду. В Белояре, Красноярске, Енисейске, Иркутске и во многих других сибирских городах. И в этом наша сила! В назначенный час мы выйдем с оружием в руках и возьмем власть по всей Сибири. А Сибирь – это фитиль свободолюбия. Сотни тысяч людей пойдут с нами. По всей России тоже вспыхнут локальные восстания. И эти ручейки народного возмущение сольются в один мощный и бурный поток революции, который смоет с лица земли этот деспотичный режим и его приспешников. А когда сатрапа свергнут и казнят, новые власти амнистируют всех наших товарищей, и они вернутся из ссылки. В стране установят республику, землю разделят, каждому достанется свой кусок. Крепостного права не будет! Россия расправит плечи. Ну как, Голевский, впечатляет наша великая цель?
– Цель действительно великая, но у вас ничего не получится. Я думаю, вы преувеличиваете свои возможности, Рощин. Да и здравый смысл вам ни о чем не говорит? Например, здесь в Сибири люди неплохо живут. Крестьяне имеют по 200–300 голов скота. Зачем им бунтовать?
– Поверь, Александр, им всем захочется, ох, как захочется быть свободными, по-настоящему свободными.
– У вас ничего не получится, Рощин. Вспомните участь наших товарищей в двадцать пятом году.
– Смею вас уверить, Голевский, у нас на сей раз все получится, не сомневайтесь. Только вот что мне любопытно. Когда мы победим, где же вы будете, мой любезный друг? В каком стане? Во вражеском или в нашем? А как бы неплохо звучало: генерал-майор от кавалерии Александр Голевский, командир Енисейского Драгунского полка.
– Вы – наивный мечтатель, Рощин. И убийца. Мне с вами больше не о чем разговаривать.
Рощин и бровью не повел. Пропустил мимо резкое обвинение бывшего товарища.
– Отведите его в каземат, – приказал он. – Пусть поразмыслит о своем будущем. Даю вам, месье Голевский, срок два дня. Не надумаете перейти на сторону патриотов России, мы вас повесим. Причем при стечении большого количества народа. И скажите мне спасибо, что я вас пока не казнил. Мне был дан ясный и точный приказ уничтожить вас. И этот приказ до сих пор никем не отменен.
…Вечером Рощин-старший в сопровождении своего брата зашел попрощаться с Голевским.
– Как ваше настроение? – поинтересовался комендант.
– Настроение? – мрачно улыбнулся капитан. – Лучше некуда.
– Это хорошо, милостивый государь, когда в вашем умонастроении царит оптимизм. Значит, вы еще не сломались окончательно. Да и по правде говоря, я не верю, что вы сломаетесь. У вас сила воли о-го-го! Вы – кремень, а не человек! Притом вы такой же участник войны, как и я. А мы, боевые офицеры, прошли всякое: жестокие сражения, обстрелы, штыковые, рубки, голод, лишения, боль, страдания. Я полагаю, что мы поймем друг друга и договоримся. Не так ли, капитан?
– Вряд ли.
Рощин усмехнулся.
– И все же я надеюсь на ваше благоразумие, Александр Дмитриевич. Что касается нас с братом, то мы завтра возвращаемся в Белояр. Скажем окружному, что искали вас в тайге, но не нашли. Будете покамест числиться как без вести пропавший. А вы пока поразмышляйте над своей судьбой. Она дает вам шанс пойти правильным путем. Подумайте еще неделю.
– Не беспокойтесь, господин убийца, я не передумаю.
– Напрасно хорохоритесь, Голевский. Смею вас уверить, милостивый государь, что спустя неделю, когда я вновь появлюсь в городе Солнца, вы уже перемените свои взгляды. Поймите, положение ваше безвыходное.
– Нет безвыходных положений, вы же знаете, Рощин.
– Мне вас искренне жаль, Голевский. До встречи…
…Рощин перед отъездом строго предупредил Дикого насчет пленника.
– Ты его покамест не трогай, атаман, он мне нужен живой.
– Да я…
– Я знаю твой вспыльчивый характер, посему сразу предупреждаю тебя, смотри не выкинь какого-нибудь номера.
Дикий хмуро потупился.
– Да не трону я его… Но коли он сам начнет бунтовать или попробует сбежать али иной фокус… То я не ручаюсь за себя, право, не ручаюсь, Комендант.
Рощин повысил голос.
– Повторяю для глухих, он мне нужен живой. Капитан отнюдь не факир, и фокусы показывать тебе он доподлинно не будет. Посему он не должен никуда сбежать и не должен на тебя невзначай броситься. Он обязан быть живым. И невредимым. Коли я приеду, а он будет мертв, а в руках у него будет зажат пистолет или сабля, а ты скажешь, что он хотел поубивать тебя вместе с твоими бравыми корсарами, то вряд ли, мой друг, я поверю в сию галиматью. Хотя я вполне могу предположить, что он действительно может порубать человек десять наших. Если ему попадет в руки сабля, он точно сей подвиг совершит – фехтовальщик-то он весьма умелый. Так что за ним глаз да глаз нужен. Не расслабляйтесь с ним ни на мгновение.
– У меня не забалует.
– Надеюсь, атаман.
Глава 12
Диктатор, удобно развалившись в кресле, курил чужеземную сигару. Чай с ромом остывал на столе. Только что прибыл Максимилиан со срочными вестями. И вот что он докладывал:
– Мой Диктатор, наш человек, недавно внедренный в прислугу Боташева, сообщил, что невеста Голевского – княжна Дарья Николаевна Боташева вчера отправилась на поиски своего суженого, то есть сбежала. Князь безутешен, княгиню окончательно парализовало.