Убить Петра Великого
Шрифт:
Из-за угла навстречу Лефорту вышли два человека, одетые в неброские камзолы. Не признавая во Франце знатного вельможу, они двигались прямо на него и не желали уступать дорогу.
В другое время Лефорт непременно пощекотал бы наглецов шпагой, но сейчас следовало спешить и не тратить время на препирательство. Лефорт пропустил простолюдинов, но неожиданно толстяк с силой толкнул его прямо на проходящих мужчин. В плечи генерала вцепились две пары рук. Перед собой он увидел небритое лицо, заросшее серой щетиной. Тонкие губы растянулись в щербатой улыбке, а затем кто-то, подошедший
Склонившись над упавшим Лефортом, толстяк довольно протянул:
— Крепко ты его. Не помер?
— Не помер, — убежденно протянул верзила. — Вон как губы скривились.
— А теперь давай в карету его. Неровен час, увидит кто.
Беспомощного Лефорта подхватили под руки и, поднатужившись, запихали в подъехавший экипаж.
Следом, с трудом преодолевая крутые ступени, поднялся толстяк. Кроме него, в карете находилась еще женщина, спрятавшая лицо за большой шляпой, и мужчина в дорогом камзоле.
— Графиня, посмотрите внимательно, это он? — нетерпеливо спросил дворянин, повернувшись к молодой женщине.
Слегка наклонившись, графиня Корф некоторое время всматривалась в лицо генерала Лефорта. Ее губы на мгновение дрогнули, отражая сострадание, а затем она уверенно произнесла, глядя прямо в глаза дворянину в плаще:
— Да, это Петр.
— Очень рад это услышать, — облегченно вздохнул он. — Теперь будет, что доложить королю.
— Я вам больше не нужна?
— Вы провели прекрасную работу, графиня, можете идти. Король будет вами доволен.
— Надеюсь, мы больше никогда с вами не встретимся.
— Теперь вы богаты и можете распоряжаться своей жизнью по собственному усмотрению. Что передать Карлу?
Взгляд женщины на какое-то время застыл. После чего ее губы сложились в болезненную гримасу:
— Передайте ему, что я его… ненавижу!
Не дожидаясь ответа, она хлопнула дверцей.
Понукая лошадей, кучер встряхнул вожжами:
— Пошла!
Карета, выбивая колесами рваную дробь по булыжной мостовой, уносилась дальше по темной улице. Проводив взглядом удаляющуюся карету, графиня улыбнулась каким-то своим мыслям и направилась в сторону гостиницы.
В гостях у Августа Петр Алексеевич пробыл три дня. За это время он сумел познакомиться не только с кухней польского короля, но и с его романтическими предпочтениями. И уже на второй час беседы предлагал ему в качестве развлечения молодую баронессу с непривычным для русского слуха именем — Изабелла, при этом добавив, что они не смогут считаться братьями до тех самых пор, пока не поменяются возлюбленными.
В обмен на молодую красавицу Петр Алексеевич предложил польскому королю девку, прибившуюся к обозу под Смоленском. Август только одобрительно защелкал языком, но ему было совершенно невдомек, что таким образом он породнился не только с русским царем, но и с доброй половиной всех обозников.
Союзнический договор против Швеции они закрепили тем, что обменялись камзолами, шляпами и шпагами, и челядь, сопровождавшая их, едва сдерживала приступы смеха.
Польский король в камзоле Петра больше напоминал мелкого
Так и расстались, обещав вскоре встретиться.
Петр Алексеевич долго не мог отсмеяться, вспоминая польского короля в нелепом камзоле захудалого дворянина. Обмен камзолами представлялся ему весьма удачной сделкой.
Веселье закончилось в ту минуту, когда к карете, даже не пытаясь спрятать огорчение, подошел Меншиков.
— Что случилось? — спросил государь, предчувствуя самое худое.
— Государь… Петр Алексеевич, — проронил упавшим голосом Меншиков, не в силах посмотреть царю в лицо.
— Да не тяни ты, ирод!
— Франц Лефорт помер.
Алексашка Меншиков ожидал, что государь обрушит на него свой гнев. Не желая уходить, только прикрыл глаза.
— Как помер?! — ахнул государь, побелев.
Открыв глаза, отвечал убито:
— Вот так и помер, даже непонятно с чего. Не то с перепоя, не то время помирать пришло. Пора бы пробуждаться, а его нет. В комнату заглянули, а он на кровати лежит, распластавшись.
Государь долго молчал, с трудом сдерживая рыдания. Потом произнес тихим, не свойственным ему голосом:
— Посмотреть хочу… И еще вот что, лекаря пригласите, пусть посмотрит.
В комнате Франца Лефорта государь был уже через полчаса. Увидев бездыханного любимца, не справляясь с навалившимся на него горем, зарыдал навзрыд. Челядь виновато жалась в дверях. Государь не походил на себя прежнего. Сейчас они созерцали всего-то оболочку от того властителя, каким он был всего лишь несколько дней назад.
— Подите прочь! — сверкнул очами Петр Алексеевич, повернувшись к порогу.
Дверь мгновенно захлопнулась. Челядь облегченно вздохнула, крестясь. Прежний государь, никуда не делся, затмение нашло. С кем не бывает после такого горя!
К холопам Петр Алексеевич вышел только через час. Спокойный. Собранный. Даже величественный в своем безутешном горе. На былую слабость указывали только покрасневшие глаза.
— Лекаря привели? — сурово спросил царь.
— Здесь я, Питер, — вышел вперед лекарь Иоганн Гордон.
Эскулап был из пруссаков, но уже более двадцати лет проживал в Немецкой слободе, а потому весь двор принимал его за своего, называя Иван Ивановичем. Он являлся единственным человеком во всем царстве, кому Петр Алексеевич доверял свое здоровье, поэтому взял с собой в Великое посольство.
— Что случилось с Францем?
Лекарь подошел поближе к покойнику. Слегка приподняв голову, долго рассматривал, после чего развел руками:
— Не своей смертью помер.
— Как так?!
— Задушен, Питер! Вот и на шее след от веревки остался. Если поискать, так, может, где-то здесь и веревка отыщется. — Покрутив головой, показал взглядом на шелковый шнур, лежащий на подоконнике. — Рана на затылке тоже имеется. Правда, не смертельная. Я так думаю, ему дали по голове, а когда он лежал без сознания, так и придушили.