Убить после смерти
Шрифт:
Оленька выскочила из машины, распахнула заднюю дверцу, бросилась на Сапегу сверху и с разгону, по-собачьи впилась зубами в руку.
От боли тот ослабил хватку, подушка спала. Глазки девочки бессильно закатились, из уголка рта вместе с остатками пищи вытекала слюна. Она не дышала.
Муж и жена переглянулись.
— Убийца! — прошептала обессиленная Оленька. Она безнадежно потормошила недвижное тельце. — Господи! Ты же — убийца! И тогда, и сейчас.
— А кто из меня его сделал!? Кто объявил, что без денег мне тебя не видать? — Женя схватил
— Ладно, чего уж? Одним миром мазаны, — сжалился над ней Сапега. — Слушай сюда! Я в Завалиху. Заберу клад. Зря, что ль, всё было? А ты останавливай машины. Вроде как на помощь. Ополоумевшая Оленька смотрела на мужа непонимающим взглядом. — Вникни же наконец! — яростно, пытаясь пробиться в ее подсознание, выкрикнул Сапега. — Сейчас вся жизнь, может, решается… Она! — он ткнул в недвижное тельце, — подавилась пищей! Пищей, поняла? Пищей! А мы не заметили, потому что сидели оба впереди и музыка громкая. На том стой. Иначе — соучастница!
Отстранив жену, он потащил тельце наружу, положил на землю и с поднятой рукой побежал к дороге.
— Помогите! — крикнул он в салон первой же, притормозившей легковушки. — Ребенку плохо. Я в село, тут неподалёку. Может, найду врача! Сапега метнулся за руль джипа. Оттолкнул недвижную Оленьку:
— Помни! Проболтаешься, — вместо денег — тюрьма!..Помогите же, люди добрые!
Джип рванул с места.
Машины, одна за другой, принялись прижиматься к обочине. Из них выскакивали пассажиры и бежали к лежащей девчушке. Кто-то тащил воду и одеяльце. Меж суетящихся людей, покачиваясь, ходила потерянная Оленька.
… — Я же не убийца! — Оленька умоляюще глянула на Ксюшу. Прижала кулачки к груди. — Денег хотела, да! А кто б не хотел? Но не убийца.
Ксюша брезгливо отвернулась.
Возле ожившего ребенка всё хлопотали. Врачиха, не в силах отойти от пережитого потрясения, будто пытаясь загладить вину за свой диковинный, едва не приведший к смерти просчет, преувеличенно энергично потянула девочку с земли.
— Так. Сейчас мы ее, голубушку, на ручки, — победно объявила она, — и — в «Скорую». А уж там пулей.
С невольным страхом она глянула на возвратившегося «отца».
— Говорю вот: сейчас мы её в «Скорую» и…
Сидящая на одеяльце Рашья увидела за спиной Анхеля Ксюшу и обрадованно потянула к ней ручонки.
— Эк как к мамке-то тянется, счастливица, — умиленно прокомментировали в толпе.
Ксюша едва не силой отобрала малыша у неохотно уступившей врачихи. Прижала к клокочущей от неслышных рыданий груди.
— Солнышко наше, — выдохнула
Она сбилась. То ли вспомнила, кому обязана малышка этим чудом, то ли прочитала что-то в пронзительно голубых глазах.
— Не положено ведь! — вяло запротестовала она. — Уже и в милицию сообщили. Вот-вот подъедут. Что я им предъявлю?
Ксюша зло обернулась.
— А вот ее, — она ткнула в покачивающуюся Оленьку. — Она им всё расскажет. И как Павла убили. И как ребенка душили. Нетопыри!
Стараясь не потревожить притихшую Рашью, протиснулась на заднее сиденье. — В Завалиху? — уточнила она. Анхель промолчал. Лицо его свело судорогой.
Чем дальше по проселочной дороге, тем трудней становилось ехать. Бедолага «Ренушка», созданный для убаюкивающих европейских минивэнов, по-пластунски карабкался с кочки на кочку, отплевываясь грязью, рискуя провалиться в глубокую тракторную колею.
— Еще немного, и сядем, — озабоченно предупредила Ксюша.
— Туда, — Анхель ткнул пальцем на подмерзшую пашню, на которой отпечатался след джипа.
Дико взвыв мотором, «Рэно» выкарабкался на пашню и заковылял — протектор в протектор.
Вдали, из-за лысой березовой рощицы, показалось несколько ветхих крыш. Завалиха. У крайнего дома стоял брошенный джип, — далее проехать можно было разве что на гусеничном тракторе.
Ксюша оглядела посапывающую малышку. Вопросительно посмотрела на Анхеля. — Не будем будить. Она сегодня уж натерпелась, — глаза Анхеля непримиримо сузились.
Выбравшись наружу, Анхель увяз в жидкой грязи. Сделал знак спутнице ждать в машине.
— Я с тобой, — упрямо отчеканила та. — Хватит мне и одного Павла.
Поняв, что она не отступится, Анхель обошел капот и подхватил ойкнувшую Ксюшу на руки.
Так, с ношей на руках, с хлюпаньем выдирая ноги из жижы, побрел к дому.
Ксюша, замерев, сладостно прижалась к его груди, вслушиваясь в гулкие, бесстрастные удары сердца.
Вид у дома был нежилой, хотя внутри угадывался свет. Посреди составленного из длинных кривых жердей забора постанывала на ветру незапертая калитка. В такт ей скрипела распахнутая дверь в домишко, — со свежим следом от выдернутой вместе с накладным замком скобы.
— У него, наверное, топор, — робко подсказала Ксюша.
Анхель бережно спустил ее с рук и первым шагнул в темный стылый коридор. Ощупывая стены, добрался до косяка, потянул дверную ручку.
Непротопленная, с обвисшими лоскутами обоев комнатенка скупо освещалась тусклой лампочкой. Невалящее, брошенное прежними хозяевами имушество — панцырная, с прогнутой сеткой кровать, старый фанерный сундучок, трюмо без зеркала, — было сдвинуты со своих мест и, судя по виду, подвергнуто тщательному осмотру.