Убить после смерти
Шрифт:
Посреди комнаты была поднята крышка люка в подпол. И оттуда, как из танковой башни, с фонарем в руке настороженно выглядывал Евгений Сапега. — В подполе тоже не нашел? — с издевкой поинтересовался Анхель.
— В смысле что? — пролепетал тот.
Ксюша подалась вперед.
— Как ты мог так с девочкой?! — выкрикнула она.
— Так я её с Оленькой оставил. Захлебнулась вдруг ни с того ни с сего, — скорбно сообщил Женя. — Вот и оставил, чтоб помогли. А сам в «скорую» позвонил. И сюда. Чтоб, значит, до ночи посмотреть. Обещал
Он выбрался из подпола — с топором в руке:
— Вот ведь жалость какая. Из-за какой-то ерунды и…На тебе, не спасли. Всё-таки медицина у нас — никуда не годная. Сапега прервался. Из прихожей донеслось топотание ножек. Глаза его в ужасе расширились. Рот перекосило. Топор выпал.
Ксюша обернулась. В дверях стояла перепачканная Рашья.
— Чего вы меня все бросили? — поморгав глазенками, пожаловалась она.
— Спасли, как видишь, на твоё горе! — процедила Ксюша. Сапега с усилием сглотнул.
— Почему — горе? Так даже лучше, — пролепетал он. Спохватился. — Пацанка, что ли, чего наговорила? Так она еще в машине не в себе была. Я, как закашлялась, перевернуть пытался, чтоб, значит, наружу вышло. А она меня чуть ли не за убийцу приняла. Может, почудилось что?
Неприязненное молчание давило на него.
— Да ты чего на меня зекаешь, Ксюха!? Или тоже вслед за карапузом крыша поехала? Я тут ей помочь пытаюсь, и мне же еще на орехи…Да пошли вы после этого! Он сделал движение к выходу. — А Пашу зачем убил? — вырвалось из подрагивающих Ксюшиных губ. Сапега замер. Посерел.
— Как это? Ты это чего это? — голос его забулькал обиженно. — Не оговорите и не докажете.
— Разве надо доказывать? — гулкий голос до физической боли сотряс Женины барабанные перепонки.
Всё это время Сапега ускользал от требовательного взора Анхеля, инстинктивно ощущая исходящую от него угрозу.
— Ты еще меня тут сверлить будешь! — отводя глаза, задиристо выкрикнул он. — Нашелся тоже. Я сам чемпион школы по гляделкам. Так что или отвернись, или втюхну так, что мало не покажется.
Но воли не поддаться властному велению в нем не осталось. Он все-таки поднял глаза.
Горячий, как пучок лазера, взгляд пронзил Женю, легко, будто консервную банку, вскрыл черепную коробку, прожег мозг, извлекая потаенное, и, буравя внутренности, устремился в сердцу. Кольнул испытующе и выжидающе замер.
Всё это произошло моментально. Сапега вдруг понял, что его убивают.
— Я не хотел! — обращаясь к Ксюше, бессвязно забормотал он. — Не хотел Пашку убивать! Веришь? Сколько мог, не хотел! Но — долги! Потом — он-то за свою долю какой куш огреб. А мы с Мазиным — голый васер. И кредит этот два миллиона… — он потряс сжатой рукой. — Главное ведь как специально — и получен, и обналичен. Бери — не хочу. А вместо этого бандитам отдавать! Я ведь и с Павлом встретился, — не чтоб убить. Думал, может, все-таки уломаю… Но он же упертый.
— Угу!
— Сюда пошарить, видно, тоже в поту заскочил, — Ксюша кивнула на сваленные топор, лом, лопату.
Сапега вновь ощутил в себе беспощадный корежащий луч и — сначала смутно, потом яснее — разглядел за ним какой-то стылый, склизкий тоннель, в который — он это чувствовал — его начало засасывать, будто в жерло кратера. В тоннеле этом Женя различил что-то, что заполнило его нестерпимой, парализующей жутью. Лицо Сапеги сделалось мелованным. Из него словно отжали жизнь.
— Стало быть, пора? — через силу выдохнул он.
— Пора, — бесстрастно подтвердил Анхель. И тут же почувствовал быстрые, легкие прикосновения к затылку, — похоже, Анхэ изо всех сил пытался достучаться и предотвратить новое, вовсе неслыханное преступление — ангел-хранитель готов был взвалить на себя миссию черного ангела смерти.
На этот раз он добился своего, — Анхель опамятовал.
Сапегу чуть отпустило. Сила луча, втягивающего его в мертвое пространство, ослабла. Это был шанс.
— Отпустите! Прямо отсюда к следователю. Отсижу! Только чтоб здесь! Не там! — искательно забормотал Женя. Он вспомнил ощущение сырого тоннеля. В ту же секунду организм непроизвольно выбросил горячую струю мочи. Отчаянным усилием он попытался удержаться, но не смог. Лишь беспомощно уставился на туфлю крокодиловой кожи, по которой из-под брючины стекала предательская струйка.
По помещению потянулся тяжелый запах. Анхель брезгливо отодвинулся.
Сапега шагнул к спасительному выходу. Ксюша, не столь снисходительная, заступила убийце путь, намереваясь залепить на прощанье пощечину, и — замерла с поднятой рукой.
Смоляная, отлаченная Женина шевелюра подернулась пеплом седины, на холеном лице проступили глубокие морщины. За несколько минут ухоженный красавчик постарел лет на пятнадцать. Должно быть, на те годы, на которые подтянуло его к зловещему тоннелю.
Потрясенная Ксюша отступила. Сапега, покачиваясь, бросился к спасительной двери. Едва не сбил с ног затихшую малышку. Отпрянул. Вгляделся, выискивая в невинных детских чертах что-то ему одному ведомое, дико хихикнул и, не оборачиваясь, выбежал.
Из прихожей послышался звук упавшего таза, заливистый хохот. Чавканье удаляющихся неверных шагов.
— А у меня вдруг всё вспомнилось, — с тихой радостью произнесла Рашья. — И дом этот тоже…Погодите! — она подбежала к углу печки и принялась давить на нее слабой ручкой. Догадавшийся Анхель подхватил топор и обухом ударил по тому же месту. Сразу два кирпича провалились внутрь. Протиснув руку в нишу, он извлек наружу пачку обернутых скотчем акций, — тот самый клад, схороненный Павлом Игумновым.