Убить сову
Шрифт:
— Лучше бы ей прийти поскорее, Целительница Марта. Надвигается шторм, он выгонит танцоров из леса. Не хотелось бы мне тогда оказаться вне бегинажа с такой ношей.
— У меня вообще нет желания ходить в бурю по лесу, подруга. Мои старые кости не любят сырости, так хочется поскорее согреть их у нашего очага. — Она попыталась сесть поудобнее и вздрогнула от боли, заглушая стон.
Я злилась на себя за то, что потащила её в такую ночь. В её возрасте легко подхватить простуду. А как мы справимся с полной пациентов лечебницей, если Целительница Марта сляжет хоть на неделю?
—
— Беатрис обижает этого ребёнка, с тех пор как... — Целительница Марта умолкла. — Скажем так, у Беатрис есть свои скорби, мешающие ей понять Османну. Но мы с тобой знаем, что Османна не гордая. Она охотно делает самую грязную работу в лечебнице и не беспокоится, кто её там видит. Её не пускает в лес страх, а не гордыня.
— Страх чего? — возмутилась я— Она не желала идти в лес ещё до появления сплетен об Оулмэне. Наверное, в детстве слышала слишком много сказок.
В темноте я услышала, как Целительница Марта усмехнулась.
— Это Пега может верить, что призраки и гоблины прячутся под каждым кустом, но отчего-то я не верю, что их боится наша недоверчивая Османна.
— Недоверчивая! Поверь, Целительница Марта, эта девочка не просто недоверчива. Она во всём сомневается и ничего не принимает на веру. Её невозможно обучать, она идёт только туда, куда сама хочет. А теперь она отказывается... — я понизила голос до шёпота, — отказывается ходить на мессу. Говорит, прочла что-то, заставившее усомниться в том, что участие в таинствах необходимо. Ты можешь представить, чтобы ребёнок задавал такие вопросы о самых основах нашей веры?
— Говорят, что для последователя недостаток, для лидера — достоинство, согласна, подруга? Помню одну молоденькую бегинку из Фландрии, её обвиняли в тех же грехах — вечно задаёт вопросы, всё проверяет сама. Я слышала, теперь она стала Настоятельницей Мартой в Англии и всё так же задаёт вопросы.
Я не видела в темноте лицо Целительницы Марты, но хорошо слышала усмешку в её голосе.
— Уверяю тебя, Османна и я нисколько не похожи. Я с юности училась кротости и повиновению и знала, когда говорить, а когда нужно молчать в присутствии тех, кто старше и опытнее. Эти два урока Османна ещё не выучила.
Небо внезапно расколола белая вспышка, пробившаяся даже через плотный шатер ветвей. Потом послышался низкий рокот грома. Шторм подходил ближе.
— Мы не можем больше ждать, Целительница Марта. Боюсь, Элдит не появится. Может, к ней пришла соседка или муж не пошёл в лес. Давай уйдём, пока не разразилась гроза.
Целительница Марта покачнулась, попыталась опереться рукой, чтобы удержать равновесие, и сдавленно вскрикнула.
— Что такое, Целительница Марта? Спина?
Целительница Марта неуклюже вскочила, выхватила из моих рук фонарь и посветила на основание поваленного ствола. В мерцающем свете я разглядела
Целительница Марта подняла фонарь повыше. В глубокой яме под вывернутыми корнями лежало женское тело. Руки закинуты за голову, ноги согнуты, живот разодран. По опавшим листьям вокруг разбросано месиво из порванных в клочья кишок, как будто там пировало какое-то хищное животное или птица.
Целительница Марта в ужасе зажала рукой рот. Я упала на колени, меня рвало, пока желудок не опустел, но даже тогда тошнота не прекратилась. Целительница Марта крепко сжала моё плечо, то ли чтобы успокоить меня, то ли удержаться на ногах.
— Это... это Элдит? — спросила я.
Свет задрожал, Целительница Марта поднесла фонарь к лицу женщины — глаза плотно закрыты, рот разинут, как будто она умерла в диком крике. Лицо искажено, но это определённо та несчастная, что цеплялась за меня ранним утром, умоляя похоронить ребёнка.
В небе сверкнула ещё одна молния, в короткой ослепляющей вспышке белого света мёртвые глаза широко распахнулись и посмотрели прямо на меня. Удар грома заглушил мой крик. Облака разверзлись, на нас хлынул поток ледяного дождя. Ветер раздувал мой плащ, высоко над нами стучали друг о друга ветки.
— Нам надо уходить отсюда, — напомнила Целительница Марта. — Бери фонарь.
Тени вокруг нас бушевали и бились. Я слушала её, но не могла двинуться, охваченная неведомым страхом. Она подняла фонарь вверх, прямо мне в лицо.
— Ну же, Настоятельница Марта, надо уходить, и поскорее! Что бы не сделало это с ней, возможно, оно всё ещё где-то здесь.
— Но ребёнок... Мы должны его найти... Я принялась судорожно рыться в опавшей листве, но Целительница Марта крепко ухватила мою руку.
— Послушай, меня, Настоятельница Марта. Мы вернёмся утром и поищем его, но сейчас надо уходить, — она сунула мне фонарь. Рука крепко сжимала мою и тащила вперёд. Ноги не слушались, они как будто не соединялись больше с моим телом. Я прошла несколько шагов, потом поскользнулась на мокрой земле и больно ударилась плечом о дерево.
Боль привела меня в чувство, и я судорожно бросилась выбираться из леса. Теперь уже я тащила за собой Целительницу Марту, стараясь держать её рядом с собой. Кто-то кричал: «Быстрее, быстрее!», не знаю, я или она. Я чувствовала что-то за спиной, нечто, сгущающееся из теней, но боялась оглянуться.
Мы уже почти выбрались к дороге. Лошади вставали на дыбы, дёргали поводья, испуганно оглядывались под вспышками молний. По их бокам били струи дождя. Просто чудо, что они до сих пор не вырвались и не сбежали. Я попыталась унять их, но они всё шарахались от новых ударов молний. Я подсадила Целительницу Марту на лошадь, потом взобралась на свою и ударила пятками в её дрожащие бока. Ледяной дождь жёг глаза, я почти ничего не видела, но гнала лошадь вперёд, надеясь, что она знает дорогу. Я понимала, что глупо гнать галопом, но надо было спешить назад, в бегинаж. Я думала только о том, чтобы скорее оказаться внутри, в безопасности, за закрытыми воротами. Деревья вокруг гнулись, скрипели и стонали под бешеным ветром.