Убить Сталина

Сухов Евгений Евгеньевич

Кальтенбруннер усмехнулся:

— Я смотрю, что в его любовном списке в основном женщины весьма невысокого социального статуса. Что вы на это скажете?

— Мы специально занимались этим вопросом, господин Кальтенбруннер. Кроме располагающей внешности, он будет иметь и погоны старшего офицера, а в России это много значит. Любая женщина из младшего персонала будет счастлива, если он обратит на нее внимание. Ведь в своем большинстве он должен будет иметь дело с женщинами, которые выполняют какую-то вспомогательную работу.

Уборщицы, медсестры, стенографистки, машинистки, телефонистки.

— А как у него складываются отношения с… Лидией?

Грейфе сделал вид, что не заметил заминки.

— Они живут, как муж и жена. Кажется, что такое положение нравится им обоим. Я даже предоставил им отпуск. Скоро они должны вернуться.

— Когда вы планируете забросить их к русским?

— Думаю, что полностью они будут готовы месяца через четыре. Маврин должен в совершенстве научиться пользоваться «панцеркнакке», а потом, в самом этом устройстве нам не все нравится. Его нужно облегчить и провести дополнительные испытания.

— Он знает, что мы планируем сымитировать ему тяжелое ранение?

— Пока нет, господин группенфюрер.

— Займитесь этим немедленно, пусть подкоротят ему ногу. У наших врачей в этом деле очень богатый опыт. Иначе как объяснить, почему он не на фронте, когда все воюют? А потом, к раненым у людей всегда больше доверия, чем к физически крепким людям.

— Я займусь этим вопросом, господин группенфюрер, как только он вернется из отпуска.

— Что ж, желаю успеха, — губы Кальтенбруннера тронула лукавая улыбка.

* * *

Пошел уже третий день, как Петр с Лидией вернулись из отпуска. В рижской гостинице «Эксельсиор», как и было обещано, их ждал номер. Прошедшее время чем-то действительно напоминало медовый месяц, когда им хотелось только наслаждаться обществом друг друга. Было понятно, что такое состояние не может продолжаться вечно, но хотелось вырвать у судьбы хотя бы еще неделю покоя.

В дверь постучали в тот самый момент, когда Маврин щелкнул замком саквояжа с «панцеркнакке». Спрятав саквояж в шкаф, он подошел к двери и негромко спросил:

— Кто там?

— Петр, это я, открывайте.

Маврин повернул ключ и впустил оберштурмбаннфюрера.

— Не ожидал, — отступил он слегка в сторону.

— Я тоже не думал, что нанесу сегодня вам визит, но дело того требует.

— Что-нибудь случилось?

— Как отдохнули?

— Прекрасно, господин оберштурмбаннфюрер.

— Отдыхать всегда хорошо. Как Лидия? Отношения налаживаются?

— Мы хорошо понимаем друг друга.

— Это главное. Кстати, а где она сейчас?

— Ушла в парикмахерскую.

— Она молодчина. Мало того, что она красивая женщина, так она еще и умеет следить за собой.

Ханц Грейфе сел за стол. Петр Маврин устроился напротив.

— Теперь давайте поговорим о деле. Вы сами понимаете, какие большие надежды мы связываем с операцией

«Возмездие». Ставки слишком высоки. И нам бы очень не хотелось испортить все из-за какой-нибудь случайности… В общем, так… Чтобы ваша легенда была более достоверной, мы решили инсценировать вам ранение.

— Что вы имеете в виду?

— Вам придется лечь на операционный стол. Наши врачи немного укоротят вашу ногу, чтобы придать вам некоторую хромоту.

— Вы хотите нанести мне увечье?! Вы шутите!?

— Нисколько. Дело очень серьезное, согласование происходило на самом верху. Уже имеется договоренность с рижским госпиталем. — Маврин невольно изменился в лице. — Да вы не пугайтесь так, — попытался успокоить его оберштурмбаннфюрер. — Все пройдет самым лучшим образом. Оперировать вас будут отличные специалисты.

— Я не дам себя уродовать! — сверкнул глазами Маврин, невольно повышая голос.

— Не пугайтесь. Никто не говорит об уродстве, мы просто слегка подкоротим вам ногу. А потом после победы мы проведем еще одну небольшую операцию, и вы будете ходить, как и прежде.

— Я категорически не согласен!

Грейфе вздохнул и пожал плечами:

— Без ранения никак не обойтись. И вы это знаете не хуже, чем я. Вы должны будете закрепиться в Москве. У вас очень серьезные документы, все они подлинные, они вам во многом помогут. А обосноваться в Москве без достаточно серьезных оснований невозможно. Вы должны будете иметь какое-то серьезное ранение, даже инвалидность! В противном случае на вас тут же обратит внимание русская контрразведка. — Грейфе развел руки в стороны и непреклонно сказал: — Выбирать не приходится.

— Я не согласен на эту операцию и на увечье! — отрезал Маврин.

Грейфе выглядел озадаченным.

— Если вы категорически против такого решения, то можно придумать вот такой вариант: мы сделаем вам рану на животе, которую можно будет принять за серьезное ранение. В действительности врачи просто сделают вам шрам. Нашим врачам приходилось делать подобные операции… Вы пролежите в гостинице пару недель, рана у вас зарубцуется и будет выглядеть как осколочное ранение. Ну, так что?

— Хорошо, на это я согласен, — после некоторого колебания кивнул Маврин.

— Вот и отлично! — обрадованно воскликнул Грейфе. — Только давайте договоримся, ничего не говорите об этой операции вашей жене.

— Почему?

— Так удобнее для дела. Просто скажите ей, что поехали на фронт, чтобы посмотреть обстановку. А когда вернетесь, то скажете, что получили ранение в живот. Русские женщины способны к состраданию, так что она будет любить вас еще крепче.

— Когда мне отправляться в госпиталь?

— А отправляться не нужно, — мягко улыбнулся Грейфе. — Мы довезем вас на машине. — Взглянув на часы, сообщил: — Кстати, она уже стоит у входа в гостиницу. Едем, дружище! Вам нужно будет сдать кое-какие анализы.