Убить своего дракона
Шрифт:
— Пять минут до полуночи. Но это условно, приблизительно. — И он зашвырнул часы в другой край сада. — Так велик мир вокруг, так не объемлем человеческим мозгом, да и время придумали люди. На самом деле его нет. Я почувствую сам, когда настанет час…
Взял в руки икону Богородицы, крест…
— Вот она, граница с потусторонним миром… Интересно, как это все выглядит со стороны… Какой человек, такое он там и найдет. Захочет — нечистую силу, болезни, захочет — души умерших… Под утро раннее купаются русалки в колодезной водице, не говори с ними до восхода солнца, коли не хочешь немоты вечной… Черного петуха заколоть на убывающей луне… Помощь найдет, если ее просят. А вдруг кто-нибудь меня увидит? — Мысли мешались, лезли ненужные, всплывали
Поначалу слова молитвы еще перебивались выскакивающими из ниоткуда пустыми посторонними мыслями, но потом ушли, как вода в песок, и осталась только суть, только его молитва, вобравшая его в себя, и Марк, не заметив, уже не держал крест и икону перед собой, а прижимал их к себе, и слезы текли по щекам и губам, безостановочно твердящим спасительные слова, будто уже без его участия. Он не чувствовал ничего, кроме того, что его здесь нет, что он в другом месте, где из него вместе с молитвой выходит что-то черное и, поднимаясь ввысь, растворяется во Вселенной. Какие-то лица мелькали перед ним, и он проходил сквозь них, и Оленька — проник сквозь нее с нежной улыбкой, и вдруг возникло лицо старухи. Да нет, вроде ее и не ее, молодое, знакомое до спазмов в сердце и заставившее его внезапно остановиться, чтобы разглядеть его получше. И оно стало плавно растворяться, и больше ничего вокруг, и вмиг всполох огня вернул его в земную реальность. Загорелась березовая кора, завалившаяся на догорающий огарок.
Еще не понимая окончательно, что происходит, он увидел оплывшие, почти потухшие свечи, и вдруг огромная жаба выпрыгнула из колодца прямо на деревянного волчонка и, уронив его на землю, тяжело ускакала в гущу кустов.
— Пора…
Маленькой садовой лопаткой, не обращая внимания на боль в руках — как же они горели!!! — он раскопал ямку поглубже и, оторвав кусок от своей рубахи, завернул в него волчонка и, перекрестив, оставил навсегда под землей.
И Марк лег прямо здесь, под яблоней, не в силах даже дойти до дома и не чувствуя холода. Наоборот, пот, стекавший градом, намочил рубаху, и жар залил все его тело. Рядом стояло ведро с неиспользованной водой… «Я отведу тебя к найденному колодцу, там женщина тебя обмоет водой» — один из пунктов ритуала так и не был выполнен. Да и неужели он рассчитывал, что, пока будет ходить по кругу, вдруг появится женщина, которая его омоет и спасет. Просто смешно. Наверное, ничего не получится… Зря все… Обессиленный от пролитых слез, он на мгновение впал в сон и сквозь тяжелую дремоту услышал чьи-то шаги по хрустящей траве. Приоткрыв глаза, попытался пошевелиться. Темный силуэт, склонившийся над ним, метнулся прочь и растворился в темноте.
Ехала наудачу, но других мест, где можно было бы еще его встретить, она не знала. Ворочалась почти всю ночь из-за странных предчувствий, которые не могла выразить мыслями и словами, ходила на кухню к холодильнику зажевывать тревогу бутербродами с колбасой. Ветер свистел в оконной раме. Утром, после недолгого забытья, наоборот, не смогла проглотить ни крошки, выпила чаю и вышла из дома так рано, что даже пришлось постоять немного, прежде чем открыли станцию метро. Волновалась сильно, что уж там говорить. Ей предстоял важный и сложный разговор. Она приняла твердое решение его провести, но сомнения все же ее не оставляли. И, конечно, она бы нервничала меньше, если бы не думала о том мужчине больше, чем следовало.
Минут тридцать на электричке, пятнадцать через
Она настолько удивилась, что даже не испугалась и, забыв, что надо прятаться, вскочила с широко раскрытыми глазами. «Блин, что за инсценировка?» Все казалось похожим на какой-то идиотский розыгрыш. Неровный круг из расплавленных свечей, валяющиеся кусочки березовой коры и человек в белой длинной рубахе, лежащий под яблоней. Подойдя ближе, она увидела, что это Марк.
— Господи, простудишься ведь! Земля ледяная. — В спешке она наткнулась ногой на икону. — Марк, Марк, вставай же! — Удивительно, его тело совсем не холодное, а он никак не реагирует. Она трясла его, хлопала по щекам. Надо плед хотя бы принести. Она беспокойно огляделась вокруг себя в поисках чего-нибудь теплого. — Как тебя поднять-то? — Увидела вместо пледа почти полное ведро воды, быстро схватила его и выплеснула на Марка. Тот вскочил и, как собака, замотал головой, отряхиваясь. Потом увидел ее.
— Ляля, ты… Как ты изменилась. — Лицо бледное, голос тихий, но улыбка во все лицо.
— Марк, потом разговоры, вставай быстрее, пошли в дом. Замерзнешь. Господи, как ты здесь лежал? — Она подставила ему плечо и заставила опереться на него.
— Да я и сам могу идти. Я хорошо себя чувствую. — Но все же обнял ее. Вид у него был счастливый. Вдруг внезапно нахлынул холод, его стало трясти. Стуча зубами, он улыбался и говорил: — Ляля, ты даже не представляешь, что ты сейчас сделала. Как ты тут оказалась? Подожди. — Он вернулся к колодцу, взял икону и книгу.
— Я не могу на тебя смотреть. Давай в дом быстрее. Как будто не ты, а я под яблоней всю ночь валялась.
— А что, тебе не привыкать! — Он вспомнил про колодец. — Я не валялся. Лялька, ты даже не представляешь, что ты для меня сделала. — Настроение у Марка взлетало радужным фонтаном в самые небеса, синие и свободные. Ему хотелось бегать, кричать, смеяться и обнимать весь мир. Никогда в жизни он не чувствовал себя так легко и хорошо. Солнце освещало землю, и запах осени бил в нос.
Они прошли на кухню. Он налил рюмку коньяка и хлопнул ее залпом.
— Вот теперь бы поесть чего-то. Очень охота.
— А здесь есть еще кто-нибудь?
— Вообще не должно быть.
— Одежда в твоей комнате? Пойду принесу. Потом что-нибудь приготовим.
— Приходи быстрей. Я хочу тебе многое рассказать.
— Ага, особенно интересно, что ты делал под яблоней.
Пока Ляля искала джинсы, майку и свитер, Марк взял в комоде гостиной полотенце, вытер голову, растерев тело, и, обмотавшись им же, сел за стол, держа в руках перед собой икону. Коньяк обволакивал внутри теплом.
— Спасибо, спасибо тебе, все получилось. Я ведь свободен теперь? Правда? И Оле спасибо, и Ляле. Это невероятно, потрясающе, необъяснимо, фантастика. — Отставил икону в сторону. Стал смотреть на свои руки, ногти — все тело, как будто впервые в жизни его увидел. Гладил волосы. Рана на руке, нанесенная Владленой, болела, и через наложенный бинт проступали капли крови. Но ему было все равно! Абсолютно, совершенно все равно.
Ляля дала ему одежду и заглянула в холодильник.
— Не густо. Только картошка? Может, в магаз?