Убить волка

Priest P?

Чан Гэн выпалил:

— Ладно-ладно, больше к тебе не лезу. Не вертись.

Он сдержал слово и полностью сосредоточился на медицинских процедурах: осторожно раздел Гу Юня, нанёс лекарство на раны и наложил свежие повязки. Пока он переворачивал своего ифу с одного бока на другой, они оба покрылись испариной. Чан Гэн еще раз обтер его тело шелковым лоскутом — настолько ловко, словно делал это тысячу раз. На ум сразу пришли последние слова Шэнь И. Улыбка Гу Юня оставалась чуть натянутой, когда он мягко

укорил Чан Гэна:

— Разве не претит тебе самому заниматься подобными вещами? Это ведь неподобающе.

Взгляд Чан Гэна потускнел, когда он склонился к его уху и произнес:

— Нет здесь ничего неподобающего. Раз у тебя еще есть силы говорить со мной, я могу делать с тобой все что захочу.

Они были слишком близко друг к другу. Ухо почти онемело, но куда деваться. Если бы Чан Гэн отстранился, то Гу Юнь попросту бы его не услышал.

Гу Юнь вздохнул:

— В тот день тебе трудно было...

— Давай не будем об этом, — глухо попросил его Чан Гэн. — Пожалей меня, Цзыси. Не хочу об этом вспоминать.

Гу Юню непривычно было слышать новое обращение из уст Чан Гэна, но, едва решив возмутиться, он осекся. Нельзя же было попросить Чан Гэна снова называть его «ифу». И всё-таки Гу Юню хотелось честно поговорить обо всем, что произошло у городской стены. Пусть Чан Гэн тогда действовал импульсивно, но что они планировали делать в будущем?

Мог ли он позволить Чан Гэну сбиться с правильного пути и остаться без потомков?

Этот бесстыдный солдафон, Гу Юнь, совершенно не обращал внимания на свой отцовский долг, но для Янь-вана связать свою жизнь с другим мужчиной было... Что о нем подумают при дворе и в цзянху?

Не будь Чан Гэн из императорского рода, даже родись он простолюдином, с его-то талантом и смелостью, разве мог Гу Юнь позволить ему испытать унижение из-за их связи?

К сожалению, Чан Гэн не позволил ему произнести заготовленную жесткую отповедь. Гу Юнь опять упустил свой шанс.

Стараясь не потревожить раны, Чан Гэн осторожно обнял его. Тревога прошла далеко не сразу. Возможно, следовало согласиться на предложение барышни Чэнь и поставить иглы. Последние два дня Чан Гэну никак не удавалось сдержать Кость Нечистоты. Если так и дальше будет продолжаться, рано или поздно это приведет к беде.

Наконец Чан Гэн успокоился и нехотя отпустил Гу Юня.

— Сегодня не жарко и солнышко светит. Не хочешь немного посидеть на улице? Будет полезно проветрить твои раны.

Гу Юнь переспросил:

— Чего?

Чан Гэн повторил на языке жестов.

Немного подумав, Гу Юнь ответил категорическим отказом:

— ...Не пойду.

Он не имел ничего против солнечных ванн, но чувствовал, что еще пару дней не сможет подняться на ноги... А узнавать, как именно Чан Гэн собирался вывести его на прогулку, совсем не хотелось.

«Ты

так любишь дома сидеть?» — на языке жестов спросил Чан Гэн.

Гу Юнь ответил:

— Теперь люблю.

Вроде Чан Гэну ничего не оставалось кроме как убрать лекарство, подняться и выйти из комнаты.

Вот только не успел Гу Юнь обрадоваться тому, что смог выпроводить Чан Гэна, как тот вернулся с тонким покрывалом, без лишних слов замотал в него Гу Юня, после чего обнял и перенес своего неспособного оказать сопротивление маленького ифу через порог.

Гу Юнь потерял дар речи.

Это что еще за бунт?!

Но вот счастливое совпадение — в то же время на сердце спешно покинувшего поместье Шэнь И было неспокойно. Поэтому он решил вернуться назад, где его ждал такой вот сюрприз. Шэнь И вздрогнул и споткнулся прямо на пороге поместья Аньдинхоу, умудрившись упасть лицом вперёд.

Чан Гэн остолбенел, щеки его налились краской, и дрогнувшим голосом он спросил:

— Генерал Шэнь, что, упал?

Шэнь И криво улыбнулся, с сухим смешком поднялся на ноги и стал отряхиваться от пыли. Ему немедленно хотелось забыть об этом недоразумении, и он носком начал стирать следы на земле.

— Неважно. Я тут это... Наследил вам, ха-ха... Не буду больше докучать.

После чего этот чудак предательски отвернулся и сбежал, опасаясь, что Гу Юнь его убьет.

Во дворе уже стояло кресло. Чан Гэн опустил в него разгневанного Гу Юня, забрал у того из рук гэфэнжэнь генерала Таня и переложил на столик рядом. Со смешком он спросил:

— А что такого? Разве когда я не хотел выходить из дома тогда на новый год, ты похожим образом при всех не выволок меня на улицу?

Гу Юнь бесстрастно сказал:

— ... Значит сегодня соленая рыба ожила и сбилась в стаю [3], чтобы мне отомстить.

Чан Гэн засмеялся. После чего достал из рукава некий предмет и вложил его Гу Юню в ладонь:

— Это тебе.

Руки Гу Юня будто коснулись ледяные щупальца. Когда он надел на переносицу люлицзин, то увидел, что Чан Гэн подарил ему белую нефритовую флейту. Гладкий музыкальный инструмент был вырезан в форме маленького гэфэнжэня. Сходство поражало — и рукоять, и узор, и сам «клинок». На конце была гравировка «Гу».

Почерк настолько напоминал его собственный, что Гу Юню показалось, что он сам вырезал эту надпись. Если бы он соврал кому-то, что флейта — его работа, то ему бы легко поверили.

— Ты ведь уже, наверное, потерял мою флейту? — спросил Чан Гэн. — Климат в столице сухой. Бамбук со временем может треснуть. Помнишь, я обещал сделать тебе новую флейту — лучше той, бамбуковой.

Гу Юнь нежно погладил нефритовую флейту и с восторгом произнес:

— У меня никогда раньше не было именного гэфэнжэня.