Убийцы Мидаса
Шрифт:
– В письме есть речевые конструкции, которые валлоны и французы никогда не используют, – продолжил Лео. – Филолог считает, что это письмо было переведено на французский с голландского. Такие речевые конструкции используют, как правило, голландцы.
– Голландцы… Это интересно, – задумчиво проговорил Ван-Ин. – Есть какие-то новости из голландской полиции, Гвидо?
Версавел нервно покрутил ус и ничего не ответил.
– Вчера я не успел с ними связаться, – виновато проговорил Версавел. – Я был занят тем, что…
– Да,
Версавел просиял и вскочил со стула.
– Я сейчас же отправлю им факс, комиссар, – заверил он.
– Я буду безмерно благодарен тебе за это, Гвидо.
– Кстати, нам поступила жалоба по поводу поддельного чека, – нахмурившись, сообщил Версавел.
Ван-Ин удивленно посмотрел на Версавела:
– Что еще за поддельный чек?
Сержант положил чек на стол перед Ван-Ином.
– Узнаешь? – спросил он.
Ван-Ин взглянул на чек и вдруг страшно побледнел. Конечно же он сразу узнал этот чек.
– Вот ведь сучка, – задыхаясь, пробормотал он.
– Нам еще повезло. Если бы обстоятельства сложились иначе, завтра утром этот чек лежал бы на столе у окружного прокурора, – мрачно констатировал Версавел.
– И что теперь? – с беспокойством спросил комиссар.
– Ты родился под счастливой звездой. Это произошло во время дежурства Вербека. Если бы дежурил какой-нибудь другой полицейский, ты полетел бы отсюда ко всем чертям, – заверил Версавел Ван-Ина.
– Ты просто ангел, Гвидо. Вербек составил рапорт об этом происшествии?
Версавел вытащил из кармана брюк лист бумаги.
– А он не стал возражать, когда ты решил забрать у него рапорт? – спросил Ван-Ин.
– Нет, не стал. Вообще-то Вербека уже ничем не удивишь. Даже если бы к нему в спальню среди ночи зашел голый сантехник, чтобы починить прохудившуюся трубу, Вербек и глазом бы не моргнул, – съязвил Версавел. – По правде говоря, я сделал это ради Ханнелоре, комиссар.
Ван-Ин опять вспомнил о Муции Сцеволе, который жег свою руку до тех пор, пока она полностью не обгорела, чтобы доказать Персенне, что в дальнейшей осаде Рима нет никакого смысла. Версавел, судя по всему, был скроен из того же теста, что и этот римский аристократ.
– Ты, как всегда, делаешь слишком поспешные выводы, – заметил Ван-Ин, чтобы как-то охладить пыл своего подчиненного.
– Думаешь, я поверю, что ты всю ночь рассказывал Веронике сказки? – с презрением спросил Версавел.
– Нет, я хотел получить от нее информацию, Гвидо.
– Совсем как Джеймс Бонд, – усмехнулся Версавел.
– Да, Гвидо. Я, как и он, хотел получить информацию. Не более того. Вчера она рассказала мне…
– Так, значит, ты действительно был там? – тоном прокурора, обвиняющего подсудимого во всех смертных грехах, спросил Версавел.
Ван-Ину стало стыдно. Он опустил глаза, чтобы не встречаться с Версавелом
– Начнем с того, что я с ней порвал. Между нами все кончено, – сказал Ван-Ин. – И на этот раз все действительно очень серьезно. Я вычеркнул ее из своей жизни. Навсегда. Поверь мне.
– Ты уже столько раз это обещал, комиссар… Не беспокойся, сегодня же вечером я сам зайду в бар и заплачу этой шлюхе. А теперь вот что я тебе посоветую. Просто порви этот поддельный чек и давай поговорим о чем-нибудь другом.
В последний раз Ван-Ин плакал на похоронах своей матери. Но благородство Версавела тронуло его до слез. Он и предположить не мог, что Версавел так к нему относится.
– В кофеварке еще остался кофе, Гвидо? – спросил Ван-Ин, чтобы перевести разговор на другую тему.
Версавел сразу же понял намек комиссара.
– Тебе, как обычно, два куска сахара, комиссар? – как будто и не было этого неприятного разговора, спросил он.
Ван-Ин кивнул и с благодарностью взял из рук сержанта чашку горячего кофе.
– Значит, человек, с которым Фиддл сидел в баре, был не немец? – помолчав с минуту, сказал Ван-Ин. – Это осложняет дело.
– А кем он был? Геем? – лукаво улыбнувшись, спросил Версавел.
– Хуже, Гвидо. Гораздо хуже, – ответил Ван-Ин.
– Неужели политиком?
Ван-Ин и Версавел расхохотались. Этот смех несколько разрядил обстановку. Ван-Ин со всего размаха плюхнулся на стул. В эту минуту он и думать забыл о заботах, свалившихся на него.
– Его зовут Джордж Вандекерхове, – сказал он.
– Он глава туристической компании? – догадался Версавел.
– Да, ты абсолютно прав, – подтвердил Ван-Ин.
– Ты собираешься его допросить?
Ван-Ин взял со стола бумажную салфетку и высморкался. По щекам его струились слезы.
– Ничего другого не остается. Если мы будем сидеть сложа руки, Картона хватит удар. Как и все копы, он не способен на простые радости – например, наслаждаться красотой леса. Картон считает, что деревья созданы для того, чтобы из них делали бумагу. И чтобы ее получалось как можно больше. А остальное его не интересует.
– А разве ты с этим не согласен? – со смехом спросил Версавел.
– Ты думаешь, это смешно, Гвидо? – удивился Ван-Ин. У него опять закололо в груди.
– Это закон природы, – философски заметил Версавел. – Деревья рубят и делают из них бумагу. А на их месте вырастают новые. Все просто.
– Может быть, ты и прав, Гвидо, – согласился Ван-Ин. – Но мы отвлеклись. Ты бы на моем месте смог сообщить Моенсу о том, что собираешься допросить одного из крупнейших промышленных магнатов нашей страны? И знаешь, что самое забавное в этой истории? Вандекерхове, кроме всего прочего, владелец «Итальянской виллы». Можешь себе представить?