Убийцы Российской Империи. Тайные пружины революции 1917

Оппоков Виталий

Последний в упомянутом разговоре с Соколовым, в частности, отмечал: «Как лицо, которому принадлежала в те дни власть в самом широком ее масштабе и применении, я скажу, что роль немцев не так была проста, как она казалась, может быть, даже судебному следователю Александрову, производившему предварительное следствие о событиях в июле месяце 1917 года». Как всегда, Керенский уж слишком, почти по-царски, «обозначает» свою роль, становится в позу. Не принадлежала ему власть в то время в «самом широком ее масштабе и применении». Он пользовался этой властью даже в меньшей степени, чем Николай II в предфевральские дни. Да и в отношении Александрова Керенский, по всей видимости, заблуждается. Роль немцев в проводимом им следствии против большевиков он уяснил довольно четко и связывал между собой эти две силы, «несшие опасность для России», по-ермоленски: незамысловато, «вульгарно» и нахраписто. Свидетельство тому — опять «воровская шапка». Сколько раз

она подводила и Александрова, и его помощников-наушников, и контрразведку. К примеру, полковник Генерального штаба, начальник контрразведки при Верховном Главнокомандующем небезызвестный Терехов, можно сказать, «крестный отец самого важного свидетеля» Ермоленко, сознался следователю Сцепуре, что фамилии и личности Ленина, Троцкого, Луначарского, как Парвуса и Козловского, ему неизвестны. Зато Лебедев, являвшийся старшим помощником начальника контрразведывательного отделения штаба Петроградского военного округа, то есть занимавший менее значительную должность, чем Терехов, и, по всей видимости, располагавший меньшим объемом секретной информации, оказывается, все это знал. «Ни Ленин, ни Троцкий, — рассуждал он, — конечно, не могли не знать, по-моему мнению, о квазикоммерческой деятельности Фюрстенберга и о связи его с Парвусом. В этом меня убеждает и то обстоятельство, что, по сведениям контрразведки, проезд Ленина и его сотрудников через Германию в значительной мере был устроен именно Парвусом и Фюрстенбергом». Что это было именно не так, Александров имел обстоятельные показания бывшего министра иностранных дел Милюкова. Получалось, что то ли Лебедев, мягко говоря, самостоятельно извращал факты, то ли говорил то, что было выгодно Александрову, довольно четко понимавшему «роль немцев и большевиков», ну и, конечно, свою в этом деле. И в этом они оба себя изобличили такой вот, зафиксированной Александровым, лебедевской фразой: «В контрразведывательном отделении к моменту восстания я находился уже около года… причем принимал деятельное участие в первоначальной разработке сведений о Ленине и других лицах, участвовавших, по моему глубокому убеждению, в организации июльского восстания». Проговориться больше даже неконтрразведчику, кажется, нельзя. И очень мало сомнений в том, что Александров тоже, совместно с контрразведкой, занимался этой самой «первоначальной разработкой сведений о Ленине и других лицах». [151]

151

ГАРФ. ф. 1782. Оп. 1. Д. 21. Л. 305–311.

5

В различных публичных выступлениях того времени Ленин давал важные сведения о так называемом вооруженном восстании, что по логике должно было составлять основную тему дела, которое вел против большевиков Александров. Кстати, последний тщательно знакомился и с этими публикациями. Естественно, он не мог не отметить утверждения Ленина о том, что большевики были против выступления. Об этом они заявили на заседании ЦК партии 3 (16) июля. Такое же решение приняла и происходившая в это время Петроградская общегородская конференция большевиков. Делегаты конференции отправились на заводы и в районы, чтобы удержать массы от выступления.

Подобные сведения сообщили Александрову и непосредственные участники демонстрации, добровольно явившиеся к нему для дачи показаний, причем как большевики, так и небольшевики. Но следователь придавал огласке совершенно иную «информацию», полученную от посторонних лиц типа Ермоленко и положенную в основу «предварительных разработок о Ленине». Все это нашло отражение в составленном Александровым постановлении, опубликованном в печати. Показания же действительных очевидцев он или игнорировал, или длительное время не снимал. Убедительным доказательством тому может служить хотя бы такой документ:

«<Штамп>: Г. Министру Юстиции

Прокурор генерал-прокурору

Петроградского окружного

Суда

31 июля 1917 вход. № 1944.

9 июля я, узнав из газет о постановлении Временного правительства о моем аресте, явился в тюрьму и был подвергнут тюремному заключению. С той поры прошло более двух недель. За все это время я не видел ни одного представителя судебной власти, ни разу не был подвергнут допросу и мне не было предъявлено судебными властями никакого внимания…

26. VII. 1917 г.

Ю. Каменев

„Кресты“. Кам<ера> № 18 (Л.Б. Розенфельд)». [152]

Каменев был освобожден из-под стражи через несколько дней после подачи этого письма, как со временем и другие участники «вооруженного восстания и германские агенты». Так поступили даже

с Козловским, которого «явно изобличили» в том, что он был «главный финансовый агент, снабжавший большевиков германскими деньгами». Освобождая этих «виновников», Александров добивался ареста и задержания Ленина. Временному правительству нужен был именно Ленин и только Ленин для расправы над ним, в чем, не исключено, была заинтересована и германская сторона, подсунувшая русской контрразведке провокационные сведения. Возможно, конечно, и другое.

152

ГАРФ.Ф. 1782. Оп. 1.Д.7.Л.9.

Уже сообщалось, что Ермоленко в свое время привлекался к суду и, непонятно за какие услуги, был освобожден. Не исключено, что он являлся агентом департамента полиции, охранного отделения или же контрразведки. Имеется больше всего оснований считать, что именно русская контрразведка устроила его побег из плена, снабдила затем кое-какими сведениями из «предварительной разработки дела Ленина», а после того, как она же, контрразведка, спровоцировала «вооруженное выступление» в июле 1917 года, подставила следствию «самого главного свидетеля». Такой вывод подтверждает тот факт, что именно показания Ермоленко Александров включил первым пунктом в составленное им постановление от 21 июля 1917 года о завершении предварительного следствия. К нему еще вернусь, а сейчас завершу разговор о той самой «предварительной разработке дела Ленина», а также «вооруженного восстания», проводимой контрразведкой.

29 сентября 1917 года помощник начальника контрразведывательного отделения штаба Петрофадского военного округа B.C. Коропачинский допрашивал бывшего младшего фейерверкера [153] 1-го артиллерийского дивизиона Якова Васильевича Степанова, возраст — 30 лет, «жительство: арестован». Да, Степанов содержался под стражей как «активный участник вооруженного восстания», а на самом доле — жертва провокации той же контрразведки. Из протокола допроса, зафиксированного Коропачинским, это довольно ясно просматривается.

153

Унтер-офицерский чин в артиллерии.

Степанов объяснил, что на военной службе с 18 июля 1914 года. Последнее время (с 5 апреля 1917 года) служил в 1-м артиллерийском дивизионе в Луге. Тогда-то и обратил внимание на то, как поручик Павловский и подпоручик Разумовский «стремятся посеять раздоры и смуту между солдатами». Они вербовали людей, склоняя их на свою сторону «обещаниями и главным образом деньгами». Степанова тоже агитировали, а однажды (в июле), встретив на вокзале, предложили куда-то ехать с ними. Через три дня (в Церковном саду) Разумовский, Павловский и их общий знакомый Карпищук повторили свое предложение и «передали… без всякой причины 100 рублей». Павловский при этом упрекнул Разумовского, вручившего Степанову деньги: «Дай больше, чего жалеешь! Разве мало у нас денег?» Фейерверкер от офицеров деньги принял, хотя был в недоумении. Спустя неделю он их встретил там же. «В их обществе, — излагал он подробности контрразведчику, — как я узнал впоследствии, были Луначарский, генерал Бадаев и др<угие>. Последний, между прочим, просил меня купить ему папирос; я исполнил просьбу генерала, за что получил от него „на чай“ 500 рублей. Меня удивила столь щедрая награда за мелкую услугу, и я спросил Бадаева, за что он дает мне столько денег; Бадаев ответил, что „нам все равно некуда девать деньги“». Здесь же, по словам Степанова, находилось еще несколько человек, назвавших свои фамилии, но Степанов запомнил только Розенфельда, Луначарского и генерала Бадаева.

Во время этой встречи Разумовский снова сделал предложение о поездке, но Степанов сказал, что без разрешения командира дивизиона этого сделать не может. Через несколько часов Разумовский выхлопотал разрешение и соответствующее удостоверение. «Мы все, — показывал Степанов, — т. е. я, Разумовский, Павловский, Луначарский, Розенфельд и др. отправились в Петроград».

По дороге Разумовский предложил поехать в Швецию. От этого предложения Степанов «категорически» отказался. Его назойливый попутчик сообщил, что был в Швеции уже несколько раз и даже «отправил в Швецию 60 солдат».

27 или 28 июля (Степанов точно не помнил) они приехали в Петроград. На вокзале их ждал автомобиль. Разумовский, Карпищук и Степанов поехали на нем в «Северную гостиницу». Здесь для них уже был приготовлен номер — 3. Вечером заявилось несколько человек, среди которых находился и Ленин (Степанову на него указал Романовский). Присутствовал и Розенфельд. Все они объясняли Степанову «приемы, которые надо употреблять при выступлениях на митинге».

Затем переехали в гостиницу «Яхта», из нее — в «Базар». Луначарский и Розенфельд продолжали инструктировать и обучать Степанова «ораторству», а также «вели пропаганду среди рабочих Нарвского района».