Убийства и прочие мелочи жизни
Шрифт:
– Нам сюда! – отвлекла его от созерцания прекрасной картины Глаша, и потянула за рукав.
Они пересекли неширокую проезжую часть, спустились к белому дому, утопающему в зелени, открыли калитку. Под ноги им метнулся серый ком
– Фу, Сникерс. Иди на место! – Глафира почесала ком шерсти за ухом и тот, радостно виляя всем телом, умчался в заросли сирени.
– Ключ под ковриком? – скептически улыбнулся Даниил.
– Нет. В кармане.
Они вошли в дом, Сникерс, даже во время бега не перестававший вилять всем телом, тоже умудрился продраться в комнату, проскользнув между ботинком Даниила и плинтусом.
Московский инспектор с интересом рассматривал скучновский дом, принадлежавший одинокой молодой даме.
В нем присутствовали все атрибуты романтической сентиментальности – и белые обои в золотой горошек, и розовые шторы, отделанные атласной лентой, и большой камин с кружевной решеткой, и картины с букетами цветов на стенах.
– Неплохой дом. Интересно, кто это здесь оставляет такое наследство? – ехидно спросил Даниил.
– Родители. – безо всякого выражения ответила Глаша. – Хочешь кофе? Мы с Машкой недавно хорошее кофе купили в новом микрорайоне.
– Хочу. А что случилось с родителями?
– Не знаем. У меня ведь почти такой
– Как это – пропали?
– Обыкновенно. Собрались в Москву на два дня. Сели в автомобиль, все вчетвером – мои родители и Машины. Помахали нам рукой, велели ни в коем случае не пить сырой воды. И уехали.
– И всё?
– Все. Нам тогда еще и шестнадцати лет не было.
– Но как же… – задохнулся Даниил. – А розыск? Следствие? Сколько лет прошло?
– Много. Почти семнадцать.
Даниил, затолкав руки в карманы, нервно измерил шагами большую кухню.
– Хороший дом. – еще раз сказал он. – Они у вас коммерцией что ли занимались?
– Да. В начале девяностых хотели кирпичный заводик открыть. Уже собрали деньги.
– Понятно… – выдохнул инспектор. – Тогда все понятно. И как вы – одни…?
– Нас тогда отец Косьма очень поддерживал. У него матушка замечательная, добрая. Они практически сразу забрали нас к себе. У нас ведь с Машей кроме этих пустых хором ничего тогда не осталось. Близкой родни нет, денег ни копейки… А в домах… – Глаша усмехнулась. – Даже окна вставлены не были!
– А свои дети у вашего батюшки и матушки есть?
Глаша подняла вверх четыре пальца.
Конец ознакомительного фрагмента.