Убийственная красота
Шрифт:
Зоя опустила трубку на рычаг, посмотрела в зеркало, висевшее над столиком в прихожей. Поправила рыжие волосы, усмехнулась и проговорила:
— Что ж, господин Турецкий, посмотрим, кто кого переиграет!
…В это время Турецкий, сидя в расположенной за углом кафешке, делал в блокноте пометки, чтобы ничего не забыть из весьма занимательного разговора с мадам Руденко. Еще пару недель тому назад он немедленно отзвонил бы Славке, они бы встретились, тяпнули и помараковали бы, по выражению Грязнова. Обсудили ситуацию. Но разговор с Грязновым был перенесен на
Потому что он, Александр, устал, черт возьми. И имеет право на отдых. Хотя бы пятничным вечером.
Потому что ему вообще противно было возиться с этим делом, с этими липовыми и настоящими взрывами, с дрязгами, сплетнями и интригами. И не хотелось ошибиться в Нестерове.
Еще и потому сговорился он с Грязновым на завтра, что торчать весь субботний день дома, вместе с женой, безупречной Ириной Генриховной, представлялось просто невыносимым.
И еще потому, что на сегодня у него была назначена встреча с Настей. И эта причина была основной.
…Мужчина, закончивший разговор с Зоей Дмитриевной, решал некие производственные вопросы, когда прямой телефон в его кабинете снова зазвенел.
— Але? Что? Ну что случилось? Я прошу тебя, успокойся! Я перезвоню.
Литвинов, а это был именно он, закруглил разговор с одним из завлабов, что-то от него требовавшим (а они только и знают, что требовать, требовать, эти завлабы!), и, буквально выдворив ученого за дверь, набрал свой домашний номер.
— Теперь объясни мне все спокойно.
— Опять звонил. Следователь, — испуганно проговорила жена.
— По телефону?
— В дверь. Я не открыла.
— Откуда ты знаешь, что это был следователь?
— Маша позвонила снизу, из вахтерки. Сказала, что идут ко мне. Я боюсь…
Она говорила сбивчиво, то и дело всхлипывая. Литвинов выслушал жену, проговорил:
— Так. Во-первых, умница, что не открыла, и впредь двери никому не открывай, ясно? Пусть вызывают повесткой, официально. Ты не обязана впускать их в дом. Второе: я сейчас же съезжу туда. Так что успокойся. Вернусь — все расскажу. Прими валерианки. Или рюмку выпей, что ли… Попробуй поспать. Подожди, вот что! Пригласи на воскресенье на дачу кого-нибудь. Зверевых там или еще кого… Тебе нужно отвлечься. И не нервничай, милая! Я с тобой! Хорошо?
— Хорошо, — всхлипнула Литвинова.
— Вот и умница. Целую.
Он положил трубку и уставился в окно кабинета, о чем-то сосредоточенно думая.
Через пятнадцать минут он вышел из кабинета с дипломатом в руке.
— Ну-с, Надежда Борисовна, полагаю, мы вправе закончить трудовой день.
— Давно пора, Марат Игоревич. Все-таки пятница. Уже шесть вечера! А вы все работаете.
— И вас задерживаю, так?
— Я этого не говорила, — испугалась секретарша.
— Шучу. Что ж, до понедельника.
Глава 13
Вечер отдыха
В этот вечер он решил поразить ее гастрономической роскошью. Посыл был такой: Настя уже поняла, что он не страшный дядя — Синяя Борода. Напротив, вполне добродушный и не опасный мужчина в расцвете сил и средств.
Итак, он встречал ее возле метро «Кропоткинская», выхаживая по аллее с букетом астр. Она появилась внезапно, словно воздух уплотнился, и перед ним возникла тоненькая девочка в коротком черном платье на бретельках. Прехорошенькая, веселая и легкая. И будто солнце выглянуло сквозь плотные облака.
— Добрый вечер, Александр Борисович!
— Добрый, добрый! Это вам!
— Ой, я и астры очень люблю! Откуда вы все про меня знаете?
— Я вас чувствую, дитя!
— О, вы желаете играть роль доброго дядюшки? — Она насмешливо сверкнула черными глазами.
— Я желаю? Это вы предложили мне данную роль в наше прошлое свидание. А я решил пока не отказываться.
Турецкий остановился, чтобы поймать такси. Придерживая девушку за локоть, продолжил:
— Надеюсь, вы не ужинали дома вареной картошкой с жареной колбасой? Надеюсь, вы голодны? И надеюсь также, что вы страстно желаете пригубить бокал настоящего шампанского. Ибо сегодня мы посетим с вами одно из любимых мною заведений.
— Питейных? — догадалась Настя.
— Увы, — признался Турецкий, усаживая ее в такси и размещаясь рядом. — На Гашека, пожалуйста, — это водителю.
И, повернувшись к девушке, положил ладонь на ее узкую, прохладную руку:
— Видите ли, Настенька, конечно, мы могли бы отправиться с вами в театр. В драматический или в оперу… Вы любите театр? Любите ли вы театр так, как люблю его я? — с напором народной артистки Дорониной воскликнул Турецкий.
— Да, я люблю его со всем жаром, на который способна пылкая молодость, — испуганно отрапортовала Настя.
— А оперу?
— И оперу люблю.
— Какую же оперу вы любите больше всего?
— «Хованщина», — тут же выстрелила Настя.
«М-да, это молодое дарование мне, пожалуй, не переиграть, — отметил про себя Турецкий, — да и нужно ли? Что это ты, Саня, фиглярствуешь? Что ты суетишься, как маньяк над жертвой? Не уверен в своих силах?»
Он продолжил нормальным, «человеческим» голосом:
— Так вот. Я мог бы пригласить вас в театр, но там ведь не поговоришь толком. Задние начнут шипеть и тыкать в спины, передние — оборачиваться и грозить пальчиком. Хотя и тем и другим гораздо интереснее слушать, о чем шепчемся мы с вами, чем следить за действием на сцене. Люди — народ любопытный. Нет, знакомиться лучше всего за столом.
— Вообще-то мы познакомились в машине, — рассмеялась Настя.
— Это так, это предварительно. Мы же за глубокие знания по предмету, так? Кстати, как учеба?
— Все в порядке. В деканат вас пока не вызывают.
— Это радует. Мне было бы неприятно слышать, что Вересова Анастасия — легкомысленная особа, не уделяющая должного внимания учебе. Я был бы огорчен.
— Откуда вы знаете мою фамилию?
— Это все, что вас удивляет?
Он развернул ее ладонь, принялся внимательно рассматривать.