Убийственно хорош
Шрифт:
Ильченко обернулся на меня, и по его глазам я прочла все. Это был приговор. В неожиданно хладнокровном коротком взгляде Игоря, который он бросил на меня, было то же самое. А еще появилось непонятное мне чувство — то ли раздражение, то ли обида, то ли злость… Причем направлено оно было именно внутрь себя, а не на окружающих.
«Странно…» — успела подумать я, и в то же мгновение стала свидетелем тому, что настигло нас. Сперва я заметила внизу какую-то вспышку, даже не вспышку — просто дымок какой-то. А после что-то с огромной скоростью стало приближаться… К нам… В нас… Да
Глава 23
Я инстинктивно зажмурилась, и о дальнейшем развитии событий я узнала уже из реплик моих спутников.
Впрочем, сначала нас накрыла белая вспышка взрыва, такая яркая, что была видна даже через закрытые веки. А потом стало просто тихо… Не сразу я сообразила, что после жуткого рева двух вертолетов, выжимавших из моторов все, на что те были способны, автоматных очередей ильченковского калаша, ответной стрельбы, еще не так давно оглушавший рев винтов нашего вертолета и показался мне тишиной… А потом заговорил Слава. То есть он по-прежнему кричал, но делал это с неестественным спокойствием, характерным для несколько опереточных героев американских боевиков. Но странное дело, оно почему-то было совершенно адекватным и сейчас, в этом фантастическом безмолвии ревущего вертолета. Он сказал:
— Не знал, что Мишаня запасся еще и «Стингерами».
— Что? — Вадик сдвинул наушник с одного уха. — А, да. На прошлой неделе я как раз привез парочку, — и все это так же невозмутимо, с расстановкой, будто речь шла не об оружии, способном с одного выстрела завалить вертолет, а о газонокосилке или кухонном комбайне.
— Хороший выстрел, — не менее буднично отозвался мой оператор и, бережно уложив в кофр фотик, подсел к раненому админу.
— Давненько я так не веселился, — наблюдая за его уверенными действиями, задумчиво изрек Ильченко. — Пожалуй, со времен Чечни. А ты где ума-разума набирался?
Игорь вскинул глаза от окровавленной руки админа, которую он теперь перевязывал бинтом из вертолетной аптечки, и прищурился, словно взвешивая, насколько ему стоит быть откровенным, а потом пояснил:
— Афган, Таджикистан, Чечня, Сирия… Где-то служил, где-то работал. Но это не суть важно… Интересно, где наш юный асс так рулить выучился?
— Да то там, то здесь… — Вадик неопределенно покрутил пальцами.
Ильченко внезапно хихикнул:
— Когда у племянника в компьютерную «леталку» резался. Би-Хантер. Так, кажется? На последний-то уровень хоть выйти удалось?
— Чем издеваться, Станислав Аркадьевич, лучше бы мне штаны сухие нашли. Ох я и переср… Э… Простите, Мария Александровна.
Внезапно глаза всех мужчин кроме Вадима, который один все еще оставался при деле, обратились ко мне, и я наконец-то решилась задать вопрос, который буквально висел у меня на кончике языка с того самого момента, как я поняла, что взорвались все-таки не мы:
— Ребята, а что случилось-то?
Как же они, черти, хохотали! От смеха не смог удержаться даже админ, еще недавно имевший вид смертельно раненого. Это была разрядка, смех облегчения. Эмоции, до сих
В части Люлькина нас встретили более чем оживленно — не так часто на маленький аэродром в центре Сибири садятся вертолеты, похожие на дуршлаг — впору вермишель откидывать. Только взглянув на нашу изрешеченную пулями летучую машинку снаружи, я поняла, как близко от смерти была на этот раз. Костлявая практически добралась до меня сегодня. Но вместо запоздалого страха накатила лишь волна безмерной усталости. Такая мощная, что я медленно опустилась на нагретый солнцем бетон и уткнула голову в скрещенные на коленях руки. Мои спутники неловко столпились около меня.
— Что, нехорошо тебе? — Ильченко осторожно тронул меня за плечо.
— Нет, порядок. Устала просто. И как-то обалдела.
— Да, дела… Одного не пойму: Петренка обкурился, что ли, чтобы так на рожон лезть?
— Если бы не этот последний выстрел, у него все бы чудненько получилось, — внезапно вмешался Игорь. — И потом почему вы так уверены, что это был Петренко?
— Что я, его вертолета не знаю? У нас их здесь не так много, чтобы ошибаться. Мы люди провинциальные, живем тесно, все друг о дружке знаем… М-да…
— Наверняка ему нужно было вот это, — проговорила я и достала из кармана сложенный вчетверо листок с петренковскими показаниями. — Не бог весть что, но головы лишиться можно. Не подрасчитал он, что я все-таки смогу от него с этой писулькой выбраться.
Ильченко принялся читать, Игорь заглянул ему через плечо, беззастенчиво оттеснив при этом админа.
— Так-так. Даже фамилийка имеется, — Ильченко привычно полез чесать затылок под фуражкой.
— Лучше забудь ее, Слава, прямо сразу.
— Дольше жить будешь, — с удивившей меня убежденностью присоединился к моим словам оператор и отступил в сторону.
— Что ж, ладно. То ваши столичные дела… А здесь места мои с Михал Иванычем! — неожиданно с силой заключил Ильченко, и лицо его приняло такое нехорошее выражение, что дальнейшая судьба Петренки показалась мне очень незавидной, даже если в ней и не примет никакого участия «заложенный» им Чеботарев.
— А Медведь Иванович — он здесь кто? — на всякий случай негромко поинтересовалась я.
— Человек, которого лучше иметь другом, чем врагом… Да и будет с тебя, душа-девица.
Прощание со Славой Ильченко и с Вадиком, который, судя по состоянию вертолета, подсел в гостях у летчиков надолго (ремонт ему предстояло сделать более чем основательный), было по-деловому коротким. Напоследок Вадим передал мне сложенный пополам листок.
— Хозяин просил передать.
Удивляясь тому, с какой уважительностью и даже подобострастием он произнес это слово — «хозяин», я приняла записку. Она была написана от руки. «Маша, если тебе когда-нибудь что-то понадобится — только позвони или черкни пару строк». Дальше шел номер сотового телефона и адрес электронной почты. А в самом низу была приписка. «Спасибо тебе за Нику». И сколько я потом ни гадала, так и не смогла понять, которого из двоих Никит он имел в виду.