Убийственные именины
Шрифт:
— Скорее всего. Остается узнать, кто это сделал: Зинаида, Зоя или Алексис. Или сама Фрекен Бок, наконец! — Данила раздраженно закурил перед раскрытым окном.
— Как же нам это узнать? — допытывался Иосиф, не очень, видимо, представляя, что теперь им, хочешь-не хочешь, а придется "снять показания".
Ося в душе понимал, что на свидетелей в ходе получения информации полагается оказывать моральное давление, но он никогда не умел использовать людей. "Мне надо выбрать, как себя вести с Данькиной родней…" — обреченно думал Иосиф, — "И плюнуть на их несчастные "показания" нельзя, и трясти бедных баб, как груши, лишь бы побольше узнать, тоже не годится. Если даже меня это беспокоит, то каково Даниле? А что делать с истериком Алексисом? Он ведь будет всячески демонстрировать,
— Вот что! Ты с Зинаидой поговори насчет вчерашнего: что было в спаленке после сцены в саду, я — с Зоей, на ту же тему, а потом съездим вместе в Москву, разыщем этого термита двуногого, прижмем его к стенке и добудем недостающие сведения.
— У меня тоже насчет невинности и девственной чистоты его намерений ба-альшие сомнения, — согласился Ося с приятелем, понимая, что Даниле тяжелее всего видеть безжалостных убийц в сестре и тетке, и он подсознательно надеется, что виноват окажется именно антипатичный ему Алексис.
Снова пришел вечер, лиловый и теплый. Иосиф вдруг ощутил, что начинает привыкать к жизни в деревне, несмотря на то, что ее даже в шутку нельзя назвать спокойной. Ужасающие события, происходящие под крышей старого дома с регулярностью хронометра, не могли уничтожить очарования летних дней, проведенных на природе. Лежа в постели, Гершанок вновь увидел в полусне красивые Зинины плечи и белозубую улыбку, и сам улыбнулся. За ее силуэтом, ярко освещенным полуденным солнцем, виднелся луг с высокой, чуть поникшей от жары травой, небо синее бирюзы и молодой лесок на самом горизонте. Зинаида подняла руки, закалывая волосы, он шел к ней навстречу и нес два ледяных запотевших бокала, в которых бестолково болтались соломинки и полурастаявшие кубики льда. Потом, во сне, Иосиф опустил глаза и вдруг увидел, что в одном из бокалов плавают какие-то крупинки. И тогда он поднял прозрачный стаканчик вверх, чтобы получше рассмотреть на просвет, что в нем. Взгляд его наткнулся на лицо Зинаиды, веселое и жестокое одновременно, улыбка ее напоминала оскал, а глаза — две голубые острые льдинки. Не отрывая глаз от ее лица, он машинально стал пить из страшного бокала. Зина смотрела на него и улыбалась, улыбалась, улыбалась…
Глава 7. "Кто подставил кролика Роджера?"
Наутро после кошмарных сновидений Ося чувствовал себя не лучше, чем Фрекен Бок — вчера, после отравления лекарством. А Лариска, наоборот, приободрилась, расцвела и повеселела. Похоже, они с Русланом переживали второй медовый месяц. Помирившиеся супруги резвились, как щенята, целовались по всем углам, как подростки на дискотеке, и не желали слушать ничьих увещеваний, что Ларисе надо бы еще отлежаться — она, дескать, еще слаба. "Слабая" Лариска, компенсируя вынужденную голодовку предыдущих суток, за завтраком ела, будто тяжеловоз-першерон и беззастенчиво откалывала за столом дурацкие шуточки в "пионерлагерном" стиле. Ее муженек в ответ оглашал окрестности громким неинтеллигентным хохотом, звучно хлопая Павла Петровича по спине натруженной ладонью и приглашая тестя присоединяться к веселью. Остальные родственники, вялые, плохо спавшие прошлые ночи, без восторга наблюдали активное возрождение образцовой семьи. В довершение учиненных безобразий впавшие в подростковую дурь супруги стащили на кухне батон хлеба, всю имевшуюся в холодильнике колбасу и копченую рыбу, наделали бутербродов, купили в деревенском магазине пива и удрали в лес на пикник, лишив прочих домочадцев возможности перекусить между завтраком и обедом.
Иосиф все это время наблюдал за Зинаидой и мысленно вновь прокручивал и прокручивал в голове свой сон. Осю удивляло, что колючие мурашки, ползущие по спине, никуда не делись и при дневном свете. Ощущение опасности, исходящее от Зинаиды, и витающие вокруг нее подозрения не отпугивали, а, наоборот, влекли его. Иосиф, втянувшись
Зина, чувствуя Осино пристальное внимание, вела себя непринужденно, естественно и элегантно, как ведут себя красивые опытные дамы на публике, под перекрестным огнем оценивающих взглядов. Она выпила кофе, равнодушно поковыряла потрясающую гурьевскую кашу, Зоин кулинарный шедевр, потом помыла посуду, помогая Зойке. После небрежно-изысканных передвижений по кухне, словно за ней в это время следила бесстрастная кинокамера, а не истомившийся поклонник, Зинаида изволила взглянуть на Осю. Подавив неприятные воспоминания о леденящем кровь кошмаре, он пошел навстречу, улыбаясь широко, насколько мог.
— Как, однако, Лариса быстро оправилась от шока, — ляпнул Иосиф сразу, не зная, с чего начать разговор об инциденте с Ларискиным отравлением.
— Да-а уж… — задумчиво протянула Зина, с неопределенной улыбкой рассматривая его лицо и торс.
Ося позвоночником ощутил, что эта самоуверенная дама оценивает его по внутренней, давно установившейся шкале. "Интересно, что она обо мне думает?" — опасливо подумал Иосиф. Пауза была такой долгой, что в голове притихшего Гершанка вихрем пронеслась целая лавина боязливых мыслей. "Небось, баллы начисляет: фигура — четыре, мускулатура — три, ноги — пять, физиономия — минус восемь. Жаль, Ося, что ты с младенческих лет не посещал тренажерных залов, соляриев, бассейнов и пластических хирургов, ей-Богу, жаль! Мужики все-таки в своих оценках не так жестоки, как бабы. А я вообще добрый и почти непритязательный…"
Он, как большинство молодых людей, склонных к цинизму, ничего особого от женщин не ждал и тем более — совершенства. Может, фантазии не хватало, да и боязно было как-то: для супервумен и нужен супермен, а простой мужичок с ноготок рядом с такой от комплексов помрет. А вот любую бабу необоримо влечет к романтизму. Да-а… Иосиф даже сочувствовал настроенному на волшебную сказку женскому полу: ждешь-ждешь прекрасного принца, а приходят совдеповские придурки с руками как грабли, башкой как алюминиевая кастрюля, тоненькими кривыми ножками и привычкой рассказывать детские матерные анекдоты… Ося попытался перенести это состояние "женщины вообще" на самоуверенную Зинаиду и ощутить сочувствие к ней пополам с превосходством, но как-то не получалось. Ему все время представлялся калькулятор в Зинином мозгу, который выводит ему, слишком молодому, слишком эмоциональному, слишком прямолинейному ухажеру, "средний балл". От нехорошего предчувствия Иосиф обреченно закрыл глаза.
— Ты что, плохо себя чувствуешь? — озабоченно спросила Зинаида, взяла разволновавшегося Осю за руку, потом приложила к его лбу узкую длинную ладонь, — Ты не заболел? Бледный ты какой-то…
— Нет, я… — торопливо стал объяснять Иосиф, накрывая ее кисть своей рукой, — спал плохо. Снилось что-то противное.
— А я надеялась, что тебе я приснюсь, — невинным голоском произнесла Зина, — а может, я тебе и снилась?
Преодолев смущение от небывалой проницательности Зинаиды, Гершанок поспешно пробормотал набор неискренне-стандартных фраз про то, что такой сон его бы чрезвычайно обрадовал. Потом сослался на мнимое поручение Зои, и… удрал.
Он опомнился только во время колки дров, в которой вообще-то не было необходимости. Ося со стыдом осознал, что просто-напросто испугался и сбежал от интересной и красивой женщины, к которой его сильно влечет, и которой он сам, по всем признакам, не противен. Однако Иосиф отчетливо понимал, что закрытая, ироничная и жесткая Зина не просто флиртует: ей что-то хочется узнать от него или от Дани, и так же хочется что-то скрыть. В этом доме во всех шкафах было припрятано по скелету, а в супружеских спальнях — по два разом. Ося злился на себя за пугливость, за разыгравшееся воображение, а потому принялся анализировать ситуацию в целом.