Убийственные именины
Шрифт:
— Все потому, — рассудительно заметил Ося, — что там дилетанта любят, холят, от кормушки не гоняют. У англичан и писателей, и ученых, и политиков, и спортсменов — любителей немерено. И великие попадаются. Лучшие люди страны, джентльмены — сплошь дилетанты. А лет сто назад профессия вообще неприличностью считалась — совсем как отрыжка… да еще при дамах. Вот у них в детективе и пашут любители — то удальцы с размахом, то бабуськи с прибабахом. Да-а, в реальной жизни все не так, даже в Британии… благослови Господь проницательность ее старушек!
— Слушай, здесь тебе не графство Кент, — устало произнес Данила, разведя руками, — Тут если и выслушают, то сунут твое заявление в пыльную папку, кинут
Иосиф согласно кивнул. Посидев некоторое время в тишине, оба богатых воображением любителя все же поднялись и направились к машине.
"Это ж надо: целую картинку выстроили, а протокола о вскрытии и в глаза не видали!" — безо всякого энтузиазма раздумывал Данила, ведя машину по шоссе, — "Сейчас нам прозектор понарасскажет… много нового и интересного! И окажется сюжетец лажей". Ося запрокинул голову и храпел, наверстывая часы сна, упущенные ночью. Данила даже разозлился на него за бесчувственность. Нет, каков напарничек! Семейство Изотовых подвергается форменному геноциду, по фамильной даче бродит неопознанный маньяк, малолетние хулиганки Даша и Настя вот-вот останутся без маменьки, а этот друг ситный дрыхнет себе без задних ног! Посмотрев на Иосифа, Даня с тоской вспомнил, как он сам беззаботно проспал всю дорогу в Мачихино, не подозревая, что их ждет в ближайшее время.
Мотор ровно гудел, шоссе лежало до горизонта пустынной серой лентой, перелески сменились полями и пустошами. Иногда на обочинах возникали тетеньки в платочках, перед ними стояли ведра с чем-то ранним, но вполне съедобным. В российских богинях плодородия не было ни величия греческой Деметры, ни продвинутости индийской Кибелы. Зато на их сонных лицах проступало великое терпение — такое же безграничное и бездумное, как у матушки-природы. Даню раздражала и эта непременная часть пейзажа — терпеливые бабы с ведрами. Он злобно сопел и упорно думал о нехорошем.
Погружаясь в омут мизантропии, Данила все же не забыл заехать в магазин и приобрести универсальную отмычку для любого российского хранилища профессиональной информации — две поллитры. Потом подъехали к местному моргу, тому самому, где проводилось вскрытие. Низенькое зданьице было похоже на младшего отпрыска небогатых родителей — одет бедно, но чистенько и без дыр, пострижен аккуратно, но некрасиво, ботинки заношенные, но шнурки новехоньки. Даня разбудил Иосифа и направился вместе с ним на поиски какой-нибудь "ответственной персоны", так и не дав бедолаге опомниться от сновидений, навеянных отнюдь не грядущим посещением прозекторской. Им здорово повезло: сыщики-энтузиасты лицом к лицу столкнулись в коридоре с врачом, который самолично делал вскрытие Варвары Николаевны Изотовой, и, как вскоре выяснилось, еще помнил об этом деле, в смысле, теле.
Выглядел дядя патологоанатом вполне симпатично: невысокий добродушный мужчина с круглыми карими глазами, холеной бородой и обширной "профессорской" лысиной. Стать у него была, как у французского бульдога — широкая грудь и плечи, тонкие ноги и выражение угрюмой доброжелательности на морде, то есть на лице. "Бульдог" сразу спросил у Иосифа и Данилы, какого черта они тут бегают как ненормальные? Если сюда кого-то привезли — из сего богоугодного заведения еще ни один клиент по собственному почину не удрал. И следовательно, бегать за ним галопом по приюту скорби никакой нужды нет. Несмотря на строгий тон произнесенной витиеватой фразы, в ней звучали сочувственные нотки, хотя двое здоровенных детин едва не уронили дяденьку на пол, не вписавшись на бегу в поворот коридора. Вообще-то, среди всего многообразия врачей выделяются два ярких типа: один помнит если не каждую букву, то большую
Он внимательно выслушал сбивчивые требования Дани выдать ему, как родственнику, то есть родному племяннику покойной, один документ, ввиду необходимости выяснения и для общего ознакомления, поскольку возникла необходимость установления… Когда Данька окончательно запутался в придаточных предложениях, прозектор поднял на него печальные, словно у умной псины, глаза. В них, как и во взоре деревенских Кибел, отражалась бесконечно терпеливая душа. Наверное, бедолаге приходилось выслушивать такую бестолковщину по несколько раз на дню, и он мог без видимого раздражения вытерпеть любые безумства безутешных родственников. Впрочем, обескураженный вид "племянника покойной" вызвал у "бульдога"-эксперта искреннюю человеческую жалость, оттого он и решил помочь обалдуям, безнадежно повесившим буйны головы.
Звали прозектора Василием Ивановичем Вепреуховым, о чем он и сообщил Даниле с Осей. Потом поманил обоих неудавшихся Мегрэ пальцем и пошел вальяжной походкой в конец коридора — туда, где находилось отделение морга. Поведение доктора было таким непринужденным и элегантным, точно все трое находились в уютном частном клубе среди дубовых панелей и мягких кресел, а не в жутковатом помещении со стенами в рыжих и зеленых потеках, насквозь пропитанном тошнотворно-сладковатым запахом. Изумленные встречей с персонажем, больше подходящим к английскому загородному парку, чем к районному моргу, Данила с Осей двинулись за сэром Вепреуховым.
В прозекторской, несмотря на привычную летнюю духоту в коридорах, ощущался промозглый холод и нестерпимый аромат формалина. На металлическом столе прямо посреди комнаты, лежало роскошное тело блондинки с восковой, бледной до желтизны кожей и черной круглой ранкой под левой грудью. На ее лице лежала печать абсолютного покоя с оттенком отстраненного, почти любезного внимания. Живому человеку такое бесстрастие кажется нереальным и загадочным. Возникало ощущение, что светловолосая девица, подготовленная к вскрытию, достигла своей долгожданной цели и теперь безо всякого интереса слушает, как оставленный навеки мир зовет ее с покинутых берегов.
Узрев светскую улыбку покойницы, Данила и Ося замерли, уставившись на труп. Каждый ощутил себя непристойным, зажравшимся везунком, и немножко — Гамлетом на кладбище.
— А что с ней случилось? — сипло спросил Иосиф и закашлялся.
Василий Иванович внимательно посмотрел на него и любезно протянул плоскую металлическую фляжечку:
— Коньячку? — потом взглянул на улыбчивую Офелию и с философским спокойствием пожал плечами, — С ней? То же, что и с остальными. Умерла. Подробности после вскрытия. Вы про Изотову спрашивали? Такая массивная дама, пятидесяти с чем-то лет, вдавленный перелом черепа, синяк на щеке, несчастный случай, так?
— Да, — торопливо ответили оба, после чего Даня бестактно выхватил у друга фляжку и сделал основательный глоток.
Доктор посмотрел и одобрительно кивнул. Данила, смутившись, протянул ему емкость обратно, но доктор Вепреухов замахал руками:
— Нет-нет, новые ощущения надо основательно обмыть. У меня всегда под рукой коньяк для нервных посетителей. Мне почему-то всегда дарят коньяк, прямо цистернами. Сам-то я предпочитаю водочку, и в другой обстановке… не столь богатой впечатлениями. Так что пейте, ребятки, не стесняйтесь. А я пока поищу вашу бумажку. Та-ак… во-от… Варвара Николаевна Изотова… — и он протянул Дане протокол.