Убийство деда Мороза
Шрифт:
Аббат Фукс вернулся в ризницу и открыл сейф. Прямоугольная рака из гравированного серебра, длиной в двадцать, шириной в пятнадцать и высотой в десять сантиметров, была подлинной драгоценностью: два изумительных бриллианта, каждый весом граммов в пятнадцать, красовались по ее бокам, прижатые золотыми закрепами.
Рака выставлялась на всеобщее обозрение три раза в год: в понедельник после Троицы, шестого декабря — в день святого Николая и в Рождественскую ночь. Накануне каждого из этих праздников кюре в невольном страхе за свое сокровище не мог сомкнуть глаз.
— Господин кюре, вы же прекрасно видите: алмазы на месте! Вы себя изведете! Это просто
Вот уже десять лет, с тех пор, как Каппель занял в Мортфоне одновременно должность звонаря, церковного сторожа и певчего, а помимо того был при священнике за кухарку и домохозяйку, он разговаривал с аббатом по-свойски, как старый слуга.
— Я приготовлю вам отменную настойку с капелькой спартеина.
— Хорошо.
— А теперь идите прилягте. Я сварю яйцо всмятку.
— Спасибо, мой добрейший Каппель. Но…
— Никаких «но», господин кюре! Либо вы меня будете слушаться, либо я пошлю за доктором Рикоме.
Они прошли в дом, и пока ризничий колдовал над настойкой, аббат Фукс порылся в своем секретере и отыскал нужную бумагу.
— Я хочу вам кое-что показать, Каппель. До сих пор я хранил все это в секрете, поскольку не дело священника вселять в души тревогу. С месяц назад я получил анонимное письмо, которое очень меня встревожило.
Каппель зажал между своими петушиными ногами антиастматический прибор, с которым возился уже несколько минут, снял очки, старательно протер стекла и прочитал:
Господин кюре,
Вам, конечно, известно, что несколько лет назад были похищены сокровища из церкви Сен-Никола-дю-Пор в сорока километрах от вашего прихода. Не могу вам открыть, откуда мне это известно, но предупреждаю, что банда грабителей покушается и на церкви в нашей округе. Не подписываюсь, поскольку моя жизнь в опасности.
— Я не знаю этого почерка, — заметил ризничий, — но рука мужская.
На конверте был штемпель почтового отделения Нанси.
— Сперва я подумал, что это чья-нибудь дурная шутка, — сказал кюре уже спокойно. — Но сегодняшнее вторжение доказывает, что опасность в самом деле существует. Больше всего меня беспокоит тот дьявольский способ, к которому прибегнул человек в маске, чтобы удрать.
— Быть может, нам следовало бы поставить в известность мэра?
— Чтобы он сообщил в муниципальный совет? А если он даже ничего не скажет в совете, то поделится с женой, и в конце концов весь край забурлит! Нет, Каппель, никакой огласки!
— Ладно, — отозвался Каппель. — Тогда я буду наблюдать.
— Вы молодчина, Каппель, но ни вы, ни я просто не сумеем вести наблюдение как следует.
Отвар был готов.
— Выпейте, господин кюре, пока горячий, а я сейчас положу вам в постель грелку.
Кюре улегся.
— Вор потерпел неудачу. Не думаю, чтобы он посмел вернуться, — сказал Каппель.
Он вышел и направился в ризницу. Там он зажег витую восковую свечку, вооружился палкой и поднялся по лестнице, которая вела в зал, где собиралось благотворительное общество. В просторном помещении было пусто. Зияли распахнутые стенные шкафы, по паркету был разбросан всякий хлам. Мутный свет выхватил из темноты кусок накидки Деда с розгами. Ризничий выглянул из окна; взгляд его пытался проникнуть сквозь тени, сгустившиеся в саду, где время от времени похрустывали сухие ветки. Затем он, вытянув шею, долго всматривался в тускло блестевшую ленту Везуза, который медленно нес свои воды к Сире. Там были Вогезы, а за ними — Мольсгейм, Росгейм, Оберне, Эльзас, родина Каппеля.
В тишине оглушительно
— Очень удивлюсь, если он упустит случай, — сквозь, зубы процедил Каппель.
«Он»— это был учитель, г-н Вилар, верзила с костлявым лицом, волосами ежиком, бульдожьей челюстью и глазами, вечно налитыми кровью, что придавало ему свирепый вид.
Мортфонский духовой оркестр подходил все ближе, пробираясь по городку; во главе шел г-н Вилар, а сбоку от него шагал мальчонка с вымпелом. Оркестр состоял из шестерых музыкантов, за ними по пятам спешили шестеро мальчиков, представлявших собой мортфонскую капеллу. Они шагали, печатая шаг. Оркестр играл «Песнь отправления»:
Респуб-ли-ка, вот наша муза!Погибнуть и-ли победить… [2]В Мортфоне учитель славился как республиканец до мозга костей и записной вольнодумец. «Песнь отправления» была его ответом на шествие в честь святого Николая, ответом мирянина церковникам. Г-н Вилар был уроженцем Живе, города, где родился композитор Мегюль. Поэтому он избрал для своих демонстраций этот гимн, обладавший для него двумя преимуществами: он был сочинен его земляком и выражал его заветные чувства. На каждом церковном празднике г-н Вилар выводил свой оркестр, и «Песнь отправления» будила эхо в улочках Мортфона.
2
«Песнь отправления»— военный гимн 1794 года, написанный М. Ж. Шенье и композитором Э. Н. Мегюлем. (Перевод Вс. Рождественского.)
Инструменты смолкли. Теперь за дело с усердием взялся хор. Перед церковью, на площади, где за несколько часов перед тем распевали девочки, шестеро хористов грянули во всю мочь:
Враги отчизны, трепещите!Пьянейте кровью, короли!Народ идет как победительИ не отдаст своей земли!..Затем снова загремели тарелки, и оркестр подхватил припев:
Респуб-ли-ка, вот наша муза!Погибнуть и-ли…Мало-помалу звуки оркестра начали удаляться и наконец стихли.
Ризничий вздохнул, задул огарок и на цыпочках прошел в церковь, где перед алтарем слабо мерцали свечи. Статуи святых в нишах напоминали живых людей, застывших в подозрительной и нагоняющей тревогу неподвижности и словно готовых к прыжку. Каппелю было не по себе от звука собственных шагов, казавшихся слишком гулкими в тишине; он так заторопился к выходу, что даже забыл преклонить колена перед алтарем.
Вернувшись в дом священника, он вскоре уже подавал ужин аббату Фуксу.
— Каппель, я подумал… Не могу я молчать после всего, что произошло. Слишком велика ответственность. И не забудьте: Рождество приближается. Завтра утром после мессы я поеду в Нанси. Я решил обо всем доложить его преосвященству.