Убийство деда Мороза
Шрифт:
— Да вы знаете.
— Все равно расскажи, Золушка.
По мосту в сторону Мортфона не спеша проехал велосипедист, за ним бежала собака.
— Ну ладно! — сдалась Катрин Арно. — Было это больше тысячи лет тому назад…
Дети переглянулись. Их воображению мало что говорило это число — тысяча лет. Для них это было чересчур давно.
— При сотворении мира, да, Золушка?
— Да нет же, глупышка! Мир к тому времени уже давным-давно был такой, какой он есть. В ту пору повелитель Варанжевиля…
— А, знаю! — воскликнула Мадлен Нойбах. — Я ездила с мамой в Варанжевиль. Это в той стороне, где Сен-Никола-дю-Пор, неподалеку
— Да, но пока ты не замолчишь, я не смогу рассказывать. Этот владетель Варанжевиля привез из Италии реликвию — кусочек пальца святого Николая. Много лет спустя король Рене Анжуйский [5] велел изготовить великолепный ковчег в форме руки, чтобы хранить эту реликвию.
— Он был красивее, чем рака в Мортфоне, Золушка?
5
Рене I Анжуйский (1409–1480), сын короля Людовика II Сицилийского, король Сицилии и Арагона, так никогда и не вступивший во владение своими королевствами.
— Гораздо красивее.
— Во сколько раз красивее?
— Не могу сказать. Это была рука, вся из золота, украшенная жемчугом, бриллиантами, сверкающими драгоценными камнями, понимаете?
— Такими камнями, как в витрине у ювелира Тюрнера?
— Еще лучше! И в Сен-Никола приходило множество людей, чтобы полюбоваться Золотой Рукой. Говорят, однажды на Троицу сошлось двести тысяч народу!
— Двести тысяч? Как же их разместили? Чем накормили?
— Подумаешь! — сказала Катрин. — Хлеб и сыр они принесли с собой в заплечных сумках, а спали на берегу Мёрта.
Катрин Арно была такая маленькая и худенькая, что в свои двадцать лет выглядела на пятнадцать. Огромные синие глаза на ее неунывающем личике были ясны, как глаза ребенка. Голову ее венчала густая копна волос, пышных и блестящих. Длинные мягкие локоны сверкали на солнце, как серебро, когда девочки для забавы принимались причесывать свою Золушку, приводя ее волосы в полный беспорядок. Сидя на лужайке в окружении этих проказниц, она была похожа на фею среди эльфов.
И все, что она рассказывала, выходило похоже на сказку. Золотая Рука короля Рене! Это была подлинная история, ковчег в самом деле существовал. Но насколько великолепнее, насколько прекраснее был тот ковчег, который воображали себе дети!
— А какой величины была эта Рука, Золушка?
— Размером с мою, от пальцев до локтя. К сожалению, полтораста лет назад она исчезла.
— Исчезла?
— Рассказывают, будто в те времена, которые называют Революцией, злые люди украли ее и расплавили, чтобы начеканить золотых монет. Но другие утверждают, что это неправда, и знаете, что они говорят?
Катрин улыбнулась. Она заметила, что дети сомкнулись вокруг нее теснее, подползли поближе, вытянули головы, глаза у них округлились. Все они знали эту историю. Им было известно о «неслыханном» деле, о котором шла молва, но они жаждали, чтобы им еще раз повторили этот рассказ. Он им не приедался. Близился самый патетический момент истории.
— Люди говорят, что ризничий из Сен-Николя-дю-Пор спас Золотую Руку короля Рене и спрятал ее в надежном месте сперва в Аврикуре, а потом здесь, у нас, в Мортфоне.
— Блез Каппель так и думает, — прошептала Мадлен Нойбах.
— Да. Он считает, что Рука спрятана где-то в старом аббатстве в Гондранже
— Это рядом со мной! — воскликнула одна из девочек, и в голосе ее слышалась гордость оттого, что она живет так близко к месту, где, может быть, уже полтораста лет покоится легендарный ковчег.
— А другие говорят, — продолжала Катрин, — что ее нет ни там, ни там. Они ссылаются на загадочные слова, записанные в одной колдовской книге.
— Знаю, — перебила Мадлен Нойбах и торопливо продекламировала:
Пастушья звезда, ты близка и низка.Скажи, где лежит Золотая Рука!— А ты-то сама, Золушка, веришь, что Золотая Рука есть на самом деле?
— Не знаю, зайка, — отозвалась Катрин. И задумчиво добавила — Кто знает?
Но дети нисколько не сомневались. Руку наверняка спасли. Она покоится, упрятанная в деревянный или железный сундук, замурованная в какой-нибудь стене. Может быть, в аббатстве, может быть, в замке, может быть, на Рыночной улице. Не важно где — важно, что она есть. Девочки были в этом убеждены. Они так и видели Руку. Она была из червонного золота. Ее окутывало мягкое сияние, исходившее от драгоценных камней. От этой роскошной картинки у них сжимались сердца и бледнели лица.
— А может быть, ее зарыли в подземном ходе, который ведет из замка в пруд? — подсказал толстощекий мальчишка.
— Может быть.
— Знаешь, Золушка, мой брат Кристоф однажды спускался в подземный ход вместе с Жюлем Пудриоле и племянником Деда с розгами, полевого сторожа Виркура, да ты его знаешь… Там совсем темно. Иной раз прямо на голову капает ледяная вода. И какие-то зверьки так и шныряют с писком у самых ног. Даже мой брат Кристоф и тот ужасно боялся, а он, сама знаешь…
Девочки захихикали.
— У! Трусишка!
Малыш в ярости вскочил на ноги.
— Нет, мой брат не трусишка! Нет, никакой он не трусишка! Вот я ему расскажу, тогда узнаете…
— Что мы узнаем?
Малыш неразборчиво пробормотал несколько слов, среди которых дважды послышалось слово «трепка», потом отвернулся, подобрал плоский камень-голыш и швырнул его в Везуз, стараясь, чтобы камешек отскочил рикошетом от поверхности воды, но ничего не вышло. Надувшись, мальчик резко повернулся, но тут его взгляд встретился со взглядом Катрин, и всю его обиду как рукой сняло.
Вода потемнела. На небо длинными бурыми полосами наползал туман.
— Ой! — воскликнула Катрин. — Пора нам удирать, а не то встретим оборотня.
В это же самое время элегантный мужчина, сидя один в купе второго класса поезда Нанси — Страсбур, нервно курил и каждые пять минут смотрел на часы. Порою он рассеянно взглядывал на лотарингские поля. Поезд был почтовый и останавливался на каждой станции. Эти попадавшиеся то и дело полустанки бесили путешественника. Однако едва он услышал, что железнодорожный служащий на перроне объявил Варанжевиль, как на лице его отразилось внезапное удовлетворение. Он опустил дверное стекло и с интересом принялся рассматривать великолепную базилику Сен-Никола-дю-Пор, возвышавшуюся в километре от станции и всей своей громадой нависавшую над городком, который жался к стенам церкви.