Убийство девушку не красит
Шрифт:
Эта трогательная о нем забота позволяла Заморевичу быть не чуждым рекламных страниц в глянцевых журналах. И, хотя многое с этих страниц по-прежнему оставалось недоступным – Заморевич дорожил своей свободой, не понаслышке зная об особенностях жизни следака в неволе, – кое-что сверх положенного бюджетом позволить себе мог. Хороший костюм, нестарую «тойоту», телефон со встроенной камерой на два мегапикселя, массивную печатку на толстом крестьянском пальце и молоденькую шалаву-любовницу, существовавшую параллельно с сытой майорской семьей. Именно к ней, роскошной телом, умелой и требовательной в любви двадцатитрехлетней Зинке и стремилась, рвалась сейчас душа сорокапятилетнего майора.
Заморевич
– Котик, я могу другого кого-нибудь попросить. Мне купят, ты не сомневайся…
А ведь еще так недавно любая почла бы за честь проверить шелковистость его усов самыми неподходящими местами. И совершенно бесплатно – самой большой ценой за интим была доводящая до колик веселая, забористая заморевичская шутка.
Шутить Борис Николаевич умел и любил. Грубо, плоско, а порой оскорбительно. Именно за абсолютно идиотские шутки и не любили майора коллеги. Считали своим парнем, ценили за накопленный с годами опыт, – выработанный именно годами работы и крестьянской хитростью, а не недюжинным умом, – восхищались успехами его у баб, а за шутки не любили и даже по морде били неоднократно.
Мог, например, Борис Николаевич сказать новоиспеченному мужу-ревнивцу секретарши Светочки, выскочившей на улицу за сигаретами для него же, Заморевича:
– Ты посиди, твоя, наверно, опять по кабинетам подол задирает. Подмахнет сейчас кому-нибудь и явится, куда денется…
А в прошлом месяце вышел и совсем вопиющий случай. Хозяин соседнего кабинета договорился о встрече с весьма важным свидетелем, да опоздал. Выезжал на место преступления. Двое солидных, немолодых мужчин по наивности постучались к Заморевичу, справиться у него о соседе. Заморевич, напустив на лицо горестное выражение, чуть не выдавив из глаза слезу, пояснил:
– Не ждите, беда у нас. Сергей Васильевич сегодня утром на работу опаздывал, бежал и под трамвай попал. Ноги отрезало. От потери крови скончался, до больницы не успели довезти.
Сергея Васильевича Заморевич не любил. Вчера только в буфете сцепился с ним из-за последних бутербродов с колбасой.
Нежданно-негаданно приобщившись к чужой беде, свидетели горестно покачали головами, пробормотали осторожные соболезнования и покорно ушли, понимая, как неуместны они в данный момент. Вышли на улицу, покурили в машине, посовещались и поняли, что смерть следователя их проблем не решает. Вернулись прямо в кабинет к прокурору, где в тот момент преспокойно отчитывался по делу абсолютно здоровый и бодрый Сергей Васильевич…
Если начало этой истории прошло незамеченным для многих в здании прокуратуры, то окончание ее слышали одновременно на всех этажах. Из характеристик, выкрикиваемых в адрес Заморевича багровым от ярости Сергеем Васильевичем, самыми приличными были «старый сифилитик» и «гондон рваный».
Что двигало в такие моменты
8
Когда Катя вошла, Борис Николаевич, ходко двигая мышкой в попытке сохранить последнюю виртуальную жизнь, как раз прикидывал в уме, что бы он мог сейчас делать в маленькой Зинкиной квартирке. А делать он мог ого-го что, потому что к визиту подготовился заранее, упрятав во внутренний карман пиджака коротенькую золотую цепочку для аккуратной Зинкиной лодыжки. И вот вместо этого приходилось терять время в пустом кабинете в ожидании какой-то там бабы!
Дело об убийстве гражданина Пояркова было для Заморевича лишней головной болью и досталось ему исключительно по причине эпидемии позднего весеннего гриппа, скосившего большинство сотрудников. Широко известный в узких специфических кругах наркодиллер Михаил Кузьмич Поярков был слишком одиозной фигурой: все и всё про него знали, а взять не могли. Уж очень щедро платил Михаил Кузьмич наверх – тоже, видать, знал цену свободе.
Малая толика «спонсорских средств» Пояркова вливалась иногда ручейком через более мелкую рыбешку и в речушку благосостояния Заморевича. Ручейка было жаль. И было хорошо понятно, что спустит с него начальство за это дело три шкуры. Круг подозреваемых был одновременно и слишком широким, и сужающимся до точки ввиду полного отсутствия конкретных подозреваемых лиц.
С первого взгляда на Катю Борис Николаевич испытал смесь восхищения, бессильной злости и острого желания обладать. Все вместе взятые двадцатитрехлетние Зиночки, встретившиеся на его трудном жизненном пути, не шли ни в какое сравнение с этой сердитой и усталой женщиной, возникшей на его пороге. В ней чувствовалась порода, огонь, а главное – внутренняя сила. С юности крестьянский паренек с Гомельщины тайно мечтал о таких – роскошных, раскрепощенных, свысока смотрящих, готовых в любую минуту выпорхнуть из рук, дать отпор. Такая не отдастся за коротенькую браслетку на ногу. Да она и за длинную не отдастся, диковинная заморская птица, не поющая в неволе. Перед такими старый Дон Жуан Заморевич всегда жутко робел, боялся что-нибудь предложить из-за очень реальной возможности отказа. А отказов он не любил, они глубоко ранили его самолюбие. И поэтому никогда таких баб не имел.
Ее не портили ни круги под глазами, ни перекошенный ворот дорогого пальто, ни морщинки галочкой вниз от носа, ни потерянный вид. Просто птица временно заболела, попав из своей сказочной страны в промозглую гриппозную питерскую весну.
Майор быстро скосил глаза себе на грудь, проверив, все ли там в порядке, не съехал ли в сторону галстук. Галстуком своим он втайне гордился: хоть и купленный женой в секонд-хенде, на обороте он имел маленький неброский ярлычок «Пьер Карден».
– Старший следователь по особо важным делам советник юстиции Заморевич Борис Николаевич, – гордо представился он, не вставая.
«Батюшки Святы, как же у них тогда младший выглядит!..» – ужаснулась Катя.
Ей казалось, что на лбу сидевшего перед ней мужика светится яркая бегущая строчка «ХЛЫЩ!». Все в нем вызывающе кричало, что помощи ждать неоткуда. Особенно галстук.
Снова были выполнены положенные законом процедуры знакомства. Человек-Ухо не ушел, тихо примостился в углу старенького дивана и слушал.
– Скажите, Екатерина Сергеевна, есть ли у вас адвокат, услугами которого вы бы хотели воспользоваться? – Заморевич был дежурно вежлив и, на всякий случай, даже предупредителен. Неизвестно на что способна сидевшая перед ним особа.