Убийство девушку не красит
Шрифт:
Катя молча проглотила обиду. Ну не отвечать же этому, что может сам попробовать. Вкупе с завтраком. Полный пансион.
– Все в порядке. Спасибо.
– В порядке? Хм. Ну, если у вас все в порядке, то приступим. Ознакомьтесь.
В руки Кате ложится листок с фиолетовой печатью и размашистой подписью внизу, и она пытается сложить во фразы мелкие черные буковки. Вроде бы то же самое она уже читала вчера. Подняла удивленно-беспомощные глаза на следователя, и Заморевич понял, что требуются объяснения. Он коротко разъяснил ей разницу в статусах между подозреваемой и обвиняемой.
С
Протянул Кате несколько выуженных из папки фотографий.
– Взгляните внимательно, Екатерина Сергеевна.
Катя взяла в руки тоненькую пачечку их четырех фотографий. На цветных снимках было запечатлено памятное для кого-то событие: компания, состоящая в основном из мужчин, весело и неформально отмечает что-то за шикарно сервированным столом.
Все они беспечны, благополучны, доброжелательны друг к другу и не скованы условностями. Широкие улыбки, запрокинутые в раскатистом смехе головы, пиджаки отдыхают на спинках стульев, узлы широких галстуков привольно распущены… На одном снимке все они с рюмками водки в руках. Водка ледяная, и рюмки на фотографии вкусно матово запотели.
Но самое примечательное на фотографиях не водка, не крупная икорница с любовно уложенной на лед осетровой икрой, даже не томящийся посередине стола молочный поросенок в облаке бумажных кружев, а то, что ни с кем из празднующих Катя не знакома. Ни с коротко стриженным пухлячком с багровым лицом гипертоника, ни с лысеньким нуворишем (галстук-«бабочка» и белая рубашка с коротким рукавом), ни с тощеньким «бухгалтером» (челочка набок, очки в тонкой золотой оправе).
Самый же колоритный среди незнакомцев «человек-гора» – груда совсем не постного мяса, бритый череп, в вороте глубоко расстегнутой рубахи цепь толщиной с Катин палец. Лет десять назад за его спиной стопроцентно висел бы малиновый пиджак с золотыми пуговицами.
Две присутствующих при гульбе дамочки явно не являлись «гвоздем программы» – на снимках они были с краю, вполоборота, а то и вовсе наполовину срезаны кромкой кадра.
– Екатерина Сергеевна, скажите, вы можете назвать место, где это происходит?
Примечательно, что место Катя назвать могла. Она не с первого, со второго взгляда узнала запоминающиеся детали интерьера одного не слишком рекламируемого, но вполне респектабельного ресторана, где сама была лишь однажды. Стильная резная деревянная арка, мрачные аквариумы с обитающими в них водяными черепахами и черепашками.
Ни секунды не колеблясь, Катя послушно ответила:
– Это «Шаровня», ресторанный зал.
Лицо Заморевича враз смягчилось, и он удовлетворенно кивнул.
– А кто изображен на снимках?
Спрашивать «когда» было бессмысленно: в уголке каждого снимка стояла дата.
– Простите, но я с этими людьми не знакома, – ответила Катя извиняющимся, но вполне твердым и уверенным тоном.
Заморевич досадливо
– То есть вы хотите сказать, что в «Шаровне» не бывали? – уточнил старший следователь в предвкушении скорой и сладкой победы.
– Нет, я хочу сказать, что как раз была, но людей, изображенных на фотографиях, не знаю. Подозреваю, что мы были там в разное время.
– Ну, Екатерина Сергеевна, – умоляюще протянул Заморевич, – а это кто, по-вашему?
Из папочки он вытянул еще одну фотографию, козырную, и кончиком ручки указал на женщину на снимке. Четкий абрис щеки, прямые каштановые волосы уходят за кадр, спина в синем бархатном жакете видна только до лопаток.
Катя взяла снимок в руки, подержала, пригляделась и протянула через стол обратно.
– Боюсь, что с дамой я тоже не знакома, хотя наверняка сказать не берусь, лица не видно.
– Вот видите, наверняка сказать не беретесь. Екатерина Сергеевна, а вы приглядитесь повнимательней. Ведь это же вы и есть!
Катя какое-то время осмысливала услышанное, переводя взгляд с лица Заморевича на фото и снова на лицо. Она как будто проверяла, насколько серьезен старший следователь по особо важным делам. Казалось, что время и место для шуток он выбрал крайне неуместное.
Катя возмущенно взбрыкнула:
– Ну, знаете что! Где вы меня здесь видите? У вас от переутомления, видно, галлюцинации начались. Беречь себя надо! Да, кстати, без своего адвоката я отказываюсь продолжать с вами какой бы то ни было разговор. Увольте!
Это она снова вспомнила расхожую кинематографическую фразу.
Такого с собой обращения старший следователь по особо важным делам Борис Николаевич Заморевич не позволял никому. Засиженные урки вели себя с ним почтительнее – знали, чего можно ожидать. А тут ощипанная курица фортеля выкидывает! Терпение его решила испытать! Узнаешь сейчас!.. Про адвоката она вспомнила. Раньше нужно было про адвоката вспоминать…
Сегодня Заморевичу уже не хотелось воспитывать ее старым проверенным способом. Сегодня хотелось положить ей на осунувшееся надменное лицо пятерню и с силой толкнуть, чувствуя ладонью гладкую, мягкую кожу. Хотелось крепко взяться двумя руками за лацканы желтого жакета и тряхнуть так, чтобы голова заболталась из стороны в сторону, и чтобы треснули фирменные нитки на фирменном воротнике, и вылезла наружу фирменная подкладка…
У него, у Заморевича, между прочим, еще пять дел в производстве, каждая минута на счету, и начальство над головой нависло похуже какого-то там меча. И в «Кресты» отсюда тащиться, а потом в управу. Когда раскрывать-то? Это только в кино все просто. Нет, надо как-то ускоряться, а не адвокатов обсуждать. Хотя в целом курица права, без адвоката-то неправильно выходит.