Убийство девушку не красит

Ульянова Лидия

– Ой, что, много? – прошептала Катя. Наверное, здесь нельзя о таком.

– Сколько положено, такса единая. Ты не переживай, расходы Павлов взял на себя. Так и просил передать, что все расходы берет на себя, и чтобы ты о финансовой стороне не думала.

Зернов глядел на растрепанную Катю, мужественно пытающуюся удержать слезы, и тоже плохо понимал, как ему следует себя с ней вести. Он, известный адвокат по уголовным делам Николай Зернов, хорошо знал, как и о чем следует говорить с бандитами, мошенниками, грабителями, убийцами, но с мужчинами. Мужиками! Те дела, которые он

привык вести, касались чисто мужских проблем. Женщин-клиенток у него не было давно. Он и не брал «женских» дел именно потому, что не хотел быть свидетелем слез, соплей, истерик. Хотя и у матерых мужиков они случались.

Ох, если бы не Павлов…

К женщинам у Зернова было романтическое, лирическое отношение, не вполне совместимое с уголовным процессом. Дома у него было свое «женское царство»: жена, две достаточно взрослые дочки, теща и кошка Сима. И он никак не мог себе представить, как они вели бы себя, его женщины, зажатые в тиски закона, попавшие в безжалостную мясорубку следствия. Даже думать боялся и гнал от себя крамольные мысли и жуткие видения. Несмотря на то, что любил старую шансоновскую песню со справедливыми словами «Люди делятся на „сел“ и „не сел“…»

Если бы не Павлов…

С бульдожьей хваткой отстаивая интересы своих клиентов, Зернов по опыту своему знал, что дыма без огня не бывает. Никогда не комментируя поступков своих подзащитных, Зернов по-человечески понимал, с кем именно имеет дело, и сейчас ему совершенно не хотелось узнавать о сидящей напротив Кате ничего из того, что он был готов узнать. Он ловил себя на искренней мужской жалости к ней, а для работы это было совсем не здорово…

Он вздохнул, выложил перед Катей несколько скрепленных степлером листков и заговорил, придав голосу нарочитую строгость:

– Это твои показания на двух предыдущих допросах. Сейчас почитаешь. Ты мне скажи, глупая росомаха, зачем ты вообще стала давать показания?

– А как же?

– Надо было молчать. Пока ты не заговорила, у них на тебя почти ничего не было. Ты должна была воспользоваться статьей сорок шестой Уголовно-процессуального кодекса: подозреваемый вправе либо давать объяснения и показания по поводу имеющегося против него подозрения, либо же отказаться от дачи объяснений и показаний. Отказаться, поняла?…

Катя смутно вспомнила, что слышала что-то такое об этой статье от Заморевича, но вот что именно… Вспомнила она и другое:

– Но они ведь сказали, что, если я все расскажу, они меня отпустят.

– Деточка, да они всем так говорят!.. Почему ты сразу не позвонила кому-нибудь, хоть Павлову? У тебя сразу был бы адвокат.

Катя растерялась. Получалось, что она все сделала неправильно. Ну почему, почему никто и нигде не учил ее общению с правоохранительными органами? Чему только ни учили – начиная от начальной военной подготовки и заканчивая научным коммунизмом. Не пригодилось ни разу. А такому необходимому и полезному предмету не учили нигде и никогда. Лучше бы вместо разборки и сборки автомата Калашникова ей кто-нибудь рассказал об Уголовно-процессуальном кодексе.

– У меня есть адвокат. Семенов. Он мне сразу сказал, что нужно сознаваться, хотя бы частично.

– Нет

у тебя адвоката Семенова!.. – взревел вдруг Зернов. – У тебя сейчас есть адвокат Зернов! Хочешь ты этого или нет, но мне за работу платят, и я собираюсь выполнять ее на совесть. А Семенов – адвокат твоего следователя. Не знаю я, как это делается!.. Ты где этого Семенова взяла?

– В прокуратуре предложили. Он дежурил.

– Так я и думал… Что ты успела ему рассказать, без протокола?

– Вроде бы ничего…

– Хоть на это ума хватило.

Катя не стала уточнять, что Семенов не особенно и спрашивал. И если бы Катя что-то знала, то рассказала бы непременно. С адвокатом ведь – как с гинекологом: какой смысл к нему идти, если решила темнить и отпираться?… И на вопли Зернова Катя почему-то совсем не сердилась: ни на «росомаху», ни на «деточку». И вроде бы он подозревает, что с умом у Кати плохо… Но с ним было намного легче, с ним Катя была уже не одна.

– А что сообщать, если я следователю все рассказала? Ну, почти все…

– Вот видишь: почти. Ладно, читай.

В «почти» не входили улыбка Пояркова, его руки, теплое плечо, пиво из одной банки. Но об этом Катя не собиралась рассказывать и Зернову.

Потому что Поярков – голубой, «бухгалтер» в золотых очечках, и он никуда не летел. А еще он умер.

«Я схожу с ума», – мельком подумала Катя.

Она придвинула ближе листочки и попыталась сосредоточиться на чтении. Зернов не торопил, молча читал газету.

– Что это? – недоуменно спросила она, ткнув пальцем в лист. – «…В аэропорту у меня состоялась встреча с Поярковым».

– Это я тебя должен спросить. Это твои показания на первом допросе.

– Я такого не говорила, – жалобно отпиралась Катерина, – все было совсем не так…

– Как все было, это другой вопрос, – перебил Зернов, – а вопрос номер один – зачем ты эту дрянь подписала? Ты сама читала, прежде чем подписывать?…

Зернов счел за лучшее выбрать для себя в разговоре именно такой стиль: пенял ей ворчливо и по-свойски, словно браня за двойки. Ничем не напоминал, что год назад был ну очень не прочь всерьез приударить за хорошенькой коллегой Павлова, волею случая оказавшейся рядом с ним за столом. Уже рисовал себе в мыслях приятные моменты их красивого романа, – что все с ней будет красиво, он не сомневался, – сразу настраивал себя на «отношения с продолжением», а она, поганка, весь вечер авансы раздавала, а под конец сбежала от него. Бросила на прощание, что у нее дома собачка одна. Между прочим, Зернов мог бы и сам погулять с ее собачкой…

– Читала… Да, я читала. Вроде бы. Мне казалось, как я говорила, так и записано.

– Так, да не так. Башку бы тебе отвернуть. И Семенову вместе с тобой.

– Что же теперь делать? Теперь все кончено, да? – В голосе Кати звучали досада на себя и испуг.

– Повторяю, кончено все будет тогда, когда гвоздики начнут в крышку гроба заколачивать. До этого времени ничего не кончено. А раз не кончено, то будем бороться. Не бойся, вместе будем.

Зернов как будто что-то вдруг вспомнил. Нагнулся под стол, вытащил из портфеля два глазированных сырка, банан и коробочку сока с соломинкой.