Убийство на дуэли
Шрифт:
Я попробовала представить картину пятидневной давности. Вот что у меня получилось. Волевский приезжает в поместье, узнает, что никакого бунта нет и в помине. Сначала он начинает злиться, но потом утихомиривает свой гнев и решает навестить давнего друга князя Бушкова. Бушков сообщает ему, что сделал предложение Софье, и она дала свое согласие. Самолюбие Волевского задето, ведь наверняка этому человеку льстила мысль о вечной любви обманутой девушки. Он-то думал, что Софья будет вечно тосковать по нему, и никому другому больше не отдаст своего сердца. А оказалось все совсем иначе.
Возможно,
Бушков уехал рано утром, и Волевский попросту не смог бы застать врага в доме. Значит, они встретились где-то между Синодским и Бухатовкой.
Я схватила уже помявшиеся от долгого изучения листы рукописи Волевского и с еще большим вниманием, чем прежде, принялась вглядываться в каждую закорючку, в каждый штрих непонятного почерка.
Читала я так долго, что глаза мои уже начали болеть, пока я, наконец, к своей великой радости, не обнаружила именно ту ниточку, которую искала, чтобы понять, каким образом Бушков и Волевский встретились тем роковым утром, пять дней назад.
А ниточку эту составляло всего лишь одно маленькое слово «дуэль». Оно было написано в самом конце строчки, поэтому буквы из-за нехватки места залезли друг на друга, отчего я сразу не смогла разобрать смысл этого слова.
Теперь все вставало на свои места. В последний свой приезд Волевский вызвал Бушкова на дуэль. Вот откуда взялись слова об уничтожении врагов. Врагом, как я понимала, был Бушков. Покойный князь попросту был уверен, что, несомненно, убьет Бушкова, но судьба перевернула все по своему плану. Артемий Валерьевич убил Волевского, а, как известно, уже в те времена дуэли были запрещены и жестоко преследовались властями. Значит, как я рассудила, после убийства Бушков попросту скрылся, боясь возмездия.
Теперь как будто все становилось более или менее понятным. Единственной пострадавшей во всей этой истории оставалась все та же Софья Федоровна Долинская. Теперь она так и останется одна, опозоренная, с внебрачным ребенком на руках.
Итак, выводы мои были понятны и освещены со всех возможных сторон. Я так обрадовалась своему открытию. Каково же было мое разочарование, когда до моего беспрестанно работающего мозга дошла внезапная мысль о том, что у меня ведь нет ни малейшего доказательства к придуманной мною версии. К тому же, если была дуэль, то должны были быть и секунданты. Какая же может быть дуэль без секундантов? Вот они-то наверняка точно знают, что произошло между Волевским и Бушковым. И я твердо решила начинать искать людей, которые присутствовали на той злополучной дуэли.
Однако пока возможности для поиска секундантов не было, мне необходимо было оставаться в доме Долинских. Причиной тому был князь Артемий Валерьевич. Я верила, что рано или поздно Бушков захочет увидеться с Софьей, и потому появится здесь, в Воскресенском, и тогда я выясню все интересующее меня.
От собственных мыслей меня отвлек стук копыт во дворе. Я поднялась и посмотрела
– Кто там? – окликнула я.
Дверь приоткрылась, и в проеме показалась худая угловатая фигура Гаврилы.
– Софья Федоровна приказала за вами послать, барышня. К ужину зовут. Да и хозяин с молодым барином только что приехали, – доложил он. – Что прикажете сказать им?
– Сейчас спущусь, – ответила я, поднимаясь со стула.
Когда я входила в столовую, мужчин еще не было. Вероятно, они приводили себя в порядок перед ужином. За столом сидели Шурочка и Софья. Они разговаривали так, как будто были знакомы всю жизнь. Видно, они замечательно сошлись характерами, к тому же общее горе потери близкого обоим человека сблизило их, хотя, по сути, они ведь являлись бывшими соперницами.
– Катенька, где же ты пропадала столько времени? – как только я вошла, Шурочка сразу повернулась в мою сторону.
– Меня мучила мегрень, – солгала я. – Поэтому решила немного отдохнуть.
Не успела я усесться на свое место за столом, как в столовую пожаловали Федор и Алексей Долинские. Лицо хозяина дома несло на себе отпечаток сильной усталости, отчего он выглядел настоящим стариком, хотя раньше мне казалось, что возраста он довольно еще молодого.
– Я вижу, вы уже подружились, – с улыбкой проговорил Долинский, посмотрев на нас троих.
– Папенька, садитесь же, – с нетерпением произнесла Софья. – Не заставляйте наших гостей ждать. Вероятно, и Катерина Алексеевна, и Александра Саввишна уже успели очень проголодаться.
– Идем, идем, – с добродушной усмешкой отвечал помещик, подходя к дочери и целуя ее в лоб.
Алексей Долинский тоже прошествовал к своему месту и уселся рядом с дядей. Долинский-младший произвел тогда на меня впечатление малоразговорчивого, скрытного человека. С первого взгляда это можно было принять за скромность. Однако в глазах его не было и намека на подобную добродетель. Это были глаза эгоиста, который все свои мысли и чувства предпочитает держать в себе и не любит говорить о себе самом. В чем-то, скорее всего, в этом надменном взгляде, он даже напомнил мне убитого Волевского. Мне не нравился этот человек.
– Папенька, ну как дела на конюшне? – спросила Соня.
– Продвигаются, – нехотя отвечал Долинский-старший.
– Как это замечательно, – воскликнула девушка и, повернувшись ко мне и моей подруге, доложила: – Нынче папенька решил заново отстроить конюшню, ведь старая у нас погорела еще в позапрошлом году. И с тех пор моей бедной лошадке приходится жить в старом хлеву, и мне так ее жаль.
– Вы любите лошадей? – с интересом посмотрела я на Софью Федоровну.
– Ах, очень, – откликнулась девушка. – Лошади и собаки – это наша гордость и практически все, что осталось от прежней счастливой жизни. Раньше, в лучшие времена, когда я была еще ребенком, помню, что папенька устраивал даже охоты. Правда ведь, отец?