Убийство на Неглинной

Незнанский Фридрих Евсеевич

– Очень, – улыбнулся не к месту Борискин.

– Вот это и хотел узнать у меня Михеев только что. А Белецкий, вы говорили, прислушивался? Извините, это меня.

К Турецкому обернулась Инесса и сделала неопределенный жест рукой. Он подошел.

– Александр Борисович, вы извините, что я не могу пригласить вас помянуть, как положено в таких случаях. Я здесь лицо подневольное. Но в ближайшую субботу будет как раз девять дней, а если вы сможете навестить меня, буду очень признательна. Я никого не собираюсь приглашать, а Мишины старики уже уедут.

Турецкий раскланялся, пожал руки Гавриле Афанасьевичу и его совсем сгорбившейся от горя супруге и отправился к своей

машине.

Мчась по кольцевой автостраде практически на противоположный конец Москвы, Турецкий размышлял о том, как заманчиво было бы думать, что в толпе провожающих Нечаева находился и заказчик убийства. Прямо-таки классическая романная ситуация: преступника тянет на место преступления. Да никого уже давно никуда не тянет – преступник пошел хладнокровный и тонко расчетливый. Эмоции не по его части. И все-таки было бы сейчас очень интересно понаблюдать, кто из этой похоронной команды окажется теперь в Николо-Архангельском. Ведь не может того быть, чтобы через какой-нибудь час не встретились, теперь уже в новой «тусовке», знакомые лица. И среди них обязательно будут те, кто знал о любовной связи Нечаева и Айны Дайкуте.

Привычно поглядывая в зеркальце заднего обзора, Турецкий заметил движущийся в некотором отдалении мощный темный джип. Он был, конечно, гораздо сильнее его «жигуля», но шел небыстро, в том же ряду, и не торопился обгонять, что обязательно сделал бы сам Турецкий, поменяйся он с тем водителем рулями. Что там, отдыхают? Или?… Александр Борисович прибавил газу, но джип не изменил своего положения. На приличной скорости прошли под эстакадой Ленинградского шоссе, расстояние не сокращалось. Ну и черт с ним, подумал следователь и постарался отвлечься от созерцания могучего сооружения перед радиатором джипа, назвать которое предохранительной решеткой было бы просто оскорблением.

Прошли Савеловскую дорогу, приближались к Ярославке, до будки ГАИ оставалось, наверное, не больше трех километров. Машинально глянувший в зеркальце, Турецкий заметил, как из-за спины джипа вырвалась серая «девятка» и начала стремительно приближаться. Он еще удивился: это какая ж у них скорость? «Девятка» обходила его справа. Сзади догонял джип. Ловушка? Александр Борисович вдавил педаль газа в пол, выжимая из несчастной машины последние силы. И, как назло, впереди – никого, не укрыться. «Девятка» надвигалась. Турецкий взглянул на нее и увидел, как у машины стало опускаться заднее боковое стекло и оттуда высунулось рыльце автомата. Думать о чем-то было уже поздно, оставалось рассчитывать на везуху и на реакцию водителя той «девятки».

Турецкий резко крутанул руль вправо, словно бросая машину наперерез «девятке», и сейчас же вернул его на место, моля Бога, чтоб не занесло. Водитель же «девятки» сумел среагировать и уйти от столкновения, но… от собственного маневра он оказался слишком близко от обочины, а неумолимо надвигавшийся сзади джип дополнительным толчком выкинул «девятку» за пределы дороги. Врезавшись правым передним крылом в столб ограждения, она чуть вздыбилась и, переворачиваясь, рухнула с невысокой насыпи вниз.

«Важняк» оглянулся, но не увидел никакого взрыва, зато из джипа кто-то приветственно помахал ему рукой, а затем показал, все так же ладонью, чтобы он не останавливался и двигал вперед.

И снова раздумывать не было никакого резона. Тем более что и джип не проявлял никакой враждебности, даже напротив, помог избавиться от того типа в черной шапочке, надвинутой на самые брови, – вот, оказывается, что еще успел в какой-то миг разглядеть Турецкий.

Мимо гаишников прошел спокойно, скинув скорость до шестидесяти, хотя было и необязательно,

но… остановки и вопросы были сейчас лишними. Только проскочив Горьковскую железную дорогу и сойдя с кольцевой направо, на Носовихинское шоссе, Турецкий свернул на обочину и остановился. Вышел из машины. Джип мягко подкатил сзади и тоже стал. Из него вразвалочку вышел Володя Демидов, это который Демидыч, один из лучших кадров Дениса Грязнова в его боевом агентстве, и, улыбаясь, сказал:

– Хорошо заделали. Маневр что надо, Александр Борисович.

– Как вы там оказались?

– Не там, а тут, – продолжал улыбаться Демидыч. – Вячеслав Иванович так рассудил, чтобы мы денек-другой покатались за вами. Мало ли что бывает! Ну, как сейчас. А вы в голову не берите. Наш бывший шеф просил передать вам, чтоб вы после этих проводов обязательно к нему заехали.

– Спасибо вам, ребята, – проникновенно сказал Турецкий.

– Э! Было б за что! Поехали.

До крематория добрались уже без приключений. Александр Борисович поставил машину на стоянку, водитель джипа, которого следователь не знал, видно новенький, стал рядом, а Демидыч, выходя следом за Турецким, заметил:

– Вы на меня не глядите, я где-нибудь рядом буду.

И отошел в сторону, как незнакомый.

Да, «тусовка» здесь, если к данному действу применим этот все объясняющий термин, была другая. Начать с того, что Анна Францевна оказалась далеко не наивной барышней и четко усекла совет Александра Борисовича, предлагавшего ей не продешевить. Кинодеятели, конечно, не могли позволить себе расщедриться на заупокойную службу в костеле, что на бывшей улице Юлиана Мархлевского, пламенного революционера. Но как раз на этот случай имелся щедрый спонсор в лице фирмы «Юнона», которому факт приобретения квартиры покойной, как выяснилось, истовой католички, был важнее какой-то несущественной суммы, заплаченной за исполнение мессы Баха.

Поэтому, прежде чем прибыть в крематорий, веселый кортеж разнообразных иномарок, набитых шоуменами и кинодивами, судя по их одежде, собравшихся на что угодно, только не на похороны, долго петлял по городу – от Киноцентра на Пресне, где был выставлен гроб, в район Лубянки, к католической церкви, и только оттуда – в Николо-Архангельское. Естественно, опоздали, поэтому пестрой и говорливой толпе, в которой каждое второе лицо было прекрасно известно российскому населению, пришлось ожидать, когда их наконец запустят в тесноватый зал. Ну а уж после – традиционные поминки в ресторане Дома кино, организованные за счет средств, выделенных руководством Союза кинематографистов, но главным образом пожертвованных неким спонсором, пожелавшим остаться неизвестным. И это обстоятельство, известное узкому кругу лиц, быстро стало достоянием общественности и предметом оживленного обсуждения. Ну, словом, все, как обычно. Начнут за упокой, а закончат – за здравие.

Турецкий, стараясь оставаться как бы в тени, внимательно просеивал глазами «тусовку», скользил взглядом по безумно дорогим, так ему, во всяком случае, казалось, меховым палантинам и разухабистой джинсе. И – ноги, бесконечные, почти полностью обнаженные женские ноги, все без исключения выставленные напоказ, словно в каком-то сексуальном действе. Но первое знакомое лицо, которое неожиданно заметил в толпе Турецкий, вызвало у него сильное сомнение: не ошибка ли это? Приглядевшись, понял: нет, все правильно, это же Юра Смирнов, следователь из городской, член его следственной группы. Чего, интересно, ему здесь надо? Он разговаривал с очень яркой – в смысле макияжа – девицей восточного типа, обладающей весьма заманчивыми формами. Ишь ты, а губа-то не дура!