Убийство на Неглинной

Незнанский Фридрих Евсеевич

– А-а-а…

– Вы наслышаны обо мне? Вот уж не ожидал.

– Приходилось. В связи с делом о наследстве той дамы, которую всем нам предстоит проводить сегодня в последний путь. Только я никак не думал, что вы не только завюротделом, но еще и адвокат.

– Предъявить документы?

– Помилуй Бог! Я не первый день живу на свете и знаю, как и где что делается.

– К сожалению, мне приходится заниматься множеством самых разных юридических дел как завюротделом фирмы, а на адвокатскую практику, к которой больше всего лежит душа, почти не

остается времени.

– Сочувствую вам. Так вот, доступ к двоим подзащитным вы, естественно, получите. Закон я знаю, но об этом меня попросил еще и заместитель генерального прокурора Константин Дмитриевич Меркулов.

– Попросил? Именно так? – с иронией отреагировал Лысов.

– У нас иначе не принято. Прошу тебя… или вас, и так далее. Ясно? Мы – не военная организация, хотя и носим иногда погоны. А у вас какое звание? Наверняка полковник? Значит, можем отдавать друг другу честь исключительно по обоюдному желанию.

– Мне нравится наш разговор. Вы человек прямой и решительный. Да и я не люблю ходить вокруг да около. Поэтому сделайте одолжение и не лезьте сразу в бутылку. Выслушайте. Да – да, нет – нет.

– Понял. Как адвокат вы намерены предложить мне сделку. Какую?

– Вот именно. Не терплю околичностей.

– Ну-ну, любопытно.

– Я знаю, в ваших силах повлиять на некоторые обстоятельства дела, с тем чтобы не слишком возбуждать широкое общественное мнение вокруг достаточно мелкого вопроса.

– Что же вы считаете мелким? Убийство вице-премьера? Или вот этой актрисы?

– Не надо, Александр Борисович, вы прекрасно понимаете, о чем идет речь. Мне сообщили, что подозреваемые в этом двойном убийстве уже арестованы. Известно также, что вы были специально отозваны из Ленинграда… ну, Петербурга…

«Не случайная оговорка… Старая закваска…»

– …и, как человек неглупый, вы, вероятно, давно уже провели некую параллель между событиями последних недель там и здесь. Далее, подтверждающие факты могут оказаться на вашей стороне.

– Давайте попробуем ближе к сути. То, что я имею, я знаю. Вам же от меня нужно что?

– Остановиться на этом.

– В смысле наказать исполнителей и обрубить тем самым концы?

– Думаю, что вы правильно сформулировали свою задачу.

– Действительно, простенько так… И со вкусом, как говорила одна моя чрезвычайно милая приятельница.

– У нее появится возможность повторять вам этот немудреный пассаж без конца. Поскольку риска в дальнейшем для вас никакого.

– Ясно. А если у меня возникнет желание продолжать раскопки?

– А кому это нужно? Гораздо лучше, если желание не возникнет.

– Ну что значит – кому? Да хоть той же вдове незабвенного Нечаева. Вам этого мало?

– Бросьте, Александр Борисович, всем известно, что он давно уже связался с этой, – он кивнул в сторону крематорских дверей, – сучкой. Видели бы вы, что они выделывали! А Инесса об этом знает, чья-то добрая душа, насколько я слышал, даже пленочку ей подкинула, про то, что эти голубки в разных там Сочах друг на дружке

вытворяли…

– Какая мерзость!

– А я про что! Но вы же и о ней тоже подумайте – об Инессе. Женщина в самом соку. Как это говорят? Прошла бальзаковский возраст, тридцатник кончается. Она же видела, чего он ее лишил. А баба, если говорить прямо, по мужику соскучилась. Так вот дайте ей это, и она скоро все забудет и успокоится. Тем более что дома одна сидит, компаний не водит. Тут, как говорится, не захочешь, а все равно волком взвоешь.

– А вы циник, Анатолий Валентинович.

– Скорее – психолог. А вы бросьте возмущаться, ведь сами того же мнения, что и я. Вы, к примеру, не считаете серьезной изменой то обстоятельство, что в охотку побарахтались с подружкой нашей покойницы? Все мы, мужики, при случае стараемся своего не упустить, верно? Вот и по поводу той же Инессы вы думаете как о хорошей бабе. Светлые чувства до первой, извините, палки. А потом все станет таким же, как и везде. И всегда. И практически с каждой. Разве не так? Тогда поезжайте к ней в воскресенье на поминки, сами убедитесь. Кстати, я заметил и готов биться об заклад, что она, как говорили в нашей деревне, неровно на вас дышит.

– Знаете, Анатолий Валентинович, я, конечно, в определенном смысле тоже циник, все профессия проклятая, но у меня после ваших откровений рука чешется.

– Не советую, – просто и без всякого выражения сказал он, – счет будет точно не в вашу пользу.

– Спасибо за предупреждение.

– Не стоит благодарности… Кстати, о профессии. Не она вас сделала циником, не грешите. Я вам могу представить такое досье на нашего знакомого, что вы сами ахнете. Этакий, знаете ли, пушкинский список. Только и ему далеко до некоторых следователей по особо важным.

– Ну вот и шантаж наконец. А я все думал, когда же?

– И сели в лужу. Нынче, уверяю вас, сие – не аргумент. И Ирина Генриховна ничего, кроме очередной головной боли, иметь не будет. А зачем? Ну поссоритесь, а потом помиритесь. Дочка растет любимая… Но я, кажется, не сказал, что отсутствие интереса к обсуждаемому вопросу может стоить достаточно дорого?

– Например?

– Счет в одном из банков города Цюриха, что в Швейцарии, и семизначная цифра. В гринах.

– Примитивная взятка…

– Зачем же? Это ведь новые демократы, к которым по своим убеждениям принадлежите и вы, сформулировали еще в девяносто третьем главный свой постулат: взятки нет, есть оплата за услуги.

– А от кого исходит предложение?

– В данном случае – от меня.

– Не вижу основополагающей причины вашего интереса.

– А вы пока многого не видите, Александр Борисович. Поверьте, он есть.

– Увы, боюсь, что не смогу соответствовать, – тяжко вздохнул Турецкий.

– Врете, уважаемый, – спокойно парировал Лысов. – Все вы можете, если захотите. Лично мне будет очень жаль, если мы, в конце концов, не поймем друг друга. Впрочем, у вас есть время подумать и принять единственно верное решение.