Убийство на Острове-тюрьме
Шрифт:
Я покрылся холодным потом и уставился на острие иглы.
Она подняла мою правую руку, подтянула повязку к локтю и затем, нацелившись на вену, вонзила кончик иглы в кожу.
Жгучая боль!
Игла пронзила мою плоть!
Она начала медленно толкать поршень. Однако препарат, который она вводила мне, немного отличался от препарата, введенного У Чао.
– Отпустите…
Я наконец смог снова говорить, но мой голос был чрезвычайно слабым.
– Я спасаю тебя.
Мне хотелось выругаться, но слова будто застряли у меня в горле.
Все тело болело, казалось, что кости разваливались на части.
Все шаталось из стороны в сторону.
Я чувствовал себя словно ведро, которое качается в руке при каждом шаге. Время остановилось, по крайней мере для меня. Вокруг была темнота, и я чувствовал, как мое тело уносит то вправо, то влево, отчего меня затошнило. Я попытался на мгновение замедлить дыхание и успокоить разум. Когда я почувствовал, что мне стало немного легче, я спросил себя: что это за место? Что сейчас произошло? Почему я раскачиваюсь взад и вперед, как маятник?
Мои руки были раскинуты, кто-то держал их. Я хотел распахнуть глаза, но смог лишь немного разлепить их.
Передо мной был прямой коридор. Казалось, я будто видел его раньше.
Коридор был такой длинный, практически бесконечный, с несколькими ржавыми железными дверями по обеим его сторонам, похожими на ту, что была в моей комнате. Я случайно заметил, что на бетонном полу много черных пятен крови. Наверное, они были оставлены уже давно и уже практически слились с полом. Я поднял глаза и увидел свисающую с потолка металлическую табличку с надписью «Блок А». В конце коридора стояла каменная статуя. Статуя женщины, глаза которой были закрыты полосой ткани. С парой крыльев на спине. Похожая на ангела, она держала в левой руке меч, а в правой – щит, как будто собиралась дать отпор врагу в любой момент.
Да, где-то я уже ее видел. Но не мог вспомнить, где именно.
«Палата слева от статуи…»
Почему эта фраза пришла мне в голову?
Все шаталось из стороны в сторону.
С обеих сторон меня поддерживали охранники. Ноги у меня отнялись, а носки ботинок волочились по бетонному полу с неприятным чирканьем. Но охранникам было все равно, они тащили меня вперед. Когда они почти вплотную приблизились к статуе, то повернули за угол и бросили меня в палате слева от нее. Затем железная дверь с грохотом закрылась.
Я был в оцепенении, лежа на полу, как труп. В поле моего зрения попадала только щель под дверью.
ЧАК-ЧАК-ЧАК-ЧАК-ЧАК…
Шаги постепенно стихли, и вокруг воцарилась тишина. Мои веки начали тяжелеть. Я не хотел спать, но это оказалось сильнее меня, и я не мог больше сопротивляться. Я неохотно повернул шею и отвел взгляд от потолка к окну. Между железными решетками сидел голубь. Клянусь, это была не галлюцинация, а настоящий голубь. Голубь, которого я видел уже дважды; голубь, которого Дон Кихот называл Санчо.
Собираешься снова доставить письмо? Тан Вэй еще жива?
Я продолжил засыпать.
Не знаю, сколько времени прошло. Когда человек находится без сознания, у него пропадает ощущение времени. Я полностью утратил способность мыслить, рассуждать, говорить, помнить и реагировать на окружающие меня вещи.
Какая глупая шутка…
Я с большим усилием открыл глаза и оглядел комнату.
Это была маленькая узкая комната. Дверь была сделана из цельной стальной пластины и выглядела особо прочной. Справа – голая целая стена, а в комнате – ветхая деревянная кровать и унитаз, отделенный цементной плитой. Перед унитазом металлический умывальник. В центре комнаты располагались стол и стул, ножки которых были прибиты к полу, чтобы их нельзя было сдвинуть. Это казалось таким знакомым, как будто я где-то это уже видел. Нет сомнений в том, что это должна быть палата психиатрической больницы «Наньмин». Ци Лэй не нарушил своего обещания. Он бросил меня в психушку и сделал все возможное, чтобы я умер здесь. Моя интуиция подсказывала мне, что на этот раз Го Цзунъи должен был знать о действиях Ци Лэя. В этот момент я боялся, что он ищет пропавшего Чэнь Цзюэ по всему острову, чтобы тоже заточить его сюда.
Я хотел встать, но как только уперся в пол руками, то почувствовал резкую боль в пояснице. Кажется, я получил серьезные внутренние повреждения.
Двигаться надо было плавно и медленно, чтобы избежать ужасной боли.
Мне потребовалось пять или шесть минут, чтобы подняться с пола на кровать. Как же это было сложно…
Что со мной сделают дальше? Сведут с ума, как в кино? Непонятно. Но, судя по фактам, изложенным в записках Тан Вэй, если кто-то захочет, чтобы я сошел с ума в лечебнице, то это будет весьма просто. Они смогут нанести по мне двойной удар – медикаментозный и моральный. Даже при наличии твердой воли и достаточного количества сил, если они подмешают мне лекарства в еду, я не смогу это предотвратить. А если объявлю голодовку, то умру через несколько дней.
Однако я не думаю, что они будут действовать столь быстро. Лже-Тан Вэй пропала несколько дней назад, а Чэнь Цзюэ нигде не могут найти. Вероятно, меня не убьют, пока его не поймают. Конечно же, это плацебо, которое я скормил самому себе. Как все обернется на самом деле, одному Богу известно. Мне остается только ждать. События показали, что сопротивление злит их еще сильнее. Я протянул руку и дотронулся до подбородка. Там нащупывалась огромная шишка, которая дико ныла и зудела. Наверное, сейчас я выглядел так, что даже родные родители меня бы не узнали. Лицо как будто увеличилось в три раза.
Я не знал, что делал Чэнь Цзюэ в этот момент. Он оставил записку и исчез. Отправился спасать Тан Вэй? Очень даже возможно. Он всегда такой: то, что говорит и то, что он делает, – абсолютно разные вещи. Неужели умные люди так любят темнить? В общем, я терпеть не могу его характер и восхищаюсь сам собой за то, что дружил с этим чудиком больше года.
Сколько мне еще ждать? Я лег на кровать, мой ум метался от одной мысли к другой.
Погодите-ка…
Внезапно в мою голову нахлынул поток слов: «каменная статуя», «ножки прибиты к полу», «палата слева», «темный и сырой коридор», «блок А»… Слова промелькнули перед глазами, а потом исчезли. Да! Это слова, а не образы, мои воспоминания основаны именно на словах! Это и есть просветление! Я все понял! Разве палата, в которую меня поместили, не та самая палата из ее записок?