Убийство на улице Фельмана

Каспер Гоар

– Прошу садиться, – сказала она церемонно, как каждый раз в начале встречи держа дистанцию, и Диана не стала с места в карьер поминать убийство, заговорила о Руфине, той самой подруге, о ее муже и детях, потом о собственных родителях, о дочке-первокурснице, обретавшейся ныне при бабушке с дедушкой, и только допив первую чашку, перешла к Ану Туксам. Впрочем, Линда не так уж и много о той знала или, по крайней мере, говорила. Возраст за пятьдесят, но меньше шестидесяти, тут Диане было известно больше, от Андреса, летом Ану исполнилось пятьдесят четыре, работала она в школе, преподавала математику и занимала еще должность завуча, с мужем развелась давным-давно, Линда его даже вспомнить не могла, родителей похоронила относительно недавно, отца так всего лет семь или восемь назад

и жила теперь в четырехкомнатной квартире с сыном, молодым человеком, едва достигшим тридцати, но успевшим уже переменить десяток занятий и доставившим, как деликатно выразилась Линда, матери немало огорчений. Сейчас, впрочем, он был совладельцем небольшого, но процветающего туристического агентства и буквально месяц назад привел в дом жену или эквивалент таковой, нынче ведь не очень-то женятся, собственно, и замуж никто не торопится, сошлись, разошлись… Диана поинтересовалась для полноты картины, чем занимается новоиспеченная невестка, но Линда не знала…

– Один раз ее и видела, на этом самом собрании, – сказала она. – Не помнишь? Высокая такая, худая, с красными волосами, как они все теперь. Крутилась возле свекрови, еще с русским разговаривала, который напротив меня живет…

Вот оно!

– А он разве был? – спросила Диана невинно. – Он же не владелец, только съемщик, значит, не член товарищества.

– Был, – сказала Линда, и не более того.

Диана предприняла новую попытку.

– Я слышала, Ану хотела их квартиру продать. Им же или кому другому, но продать.

Линда только кивнула.

– Интересно, что теперь будет? – сказала Диана задумчиво.

– А ничего не будет, – малопонятно отреагировала Линда.

– То есть?

– Они уезжают, – пояснила Линда наконец. – В Россию. У нее в Твери мать живет. Отец умер несколько лет назад, так она их все время к себе зовет. Они все колебались, не хотели, привыкли здесь, работа у обоих есть, дети тут родились. Но когда Ану на них нажала, решились.

– И скоро?…

– Этого я не знаю. Но она уже два раза ездила, улаживала формальности.

– Понятно, – сказала Диана деловито.

Обсуждать вторую семью, на которую тоже катил бочку Андрес, так сходу она не решилась, размышляла только о том, как бы уточнить кое-какие детали, например, чего ради глава первой, съемщик, заявился на собрание, откуда его обязательно выставили бы, и хорошо, если без скандала, но как подступиться к делу, не знала. Помог случай. Когда, уже прощаясь, они стояли с Линдой в дверях, задвигался лифт, заползал туда-сюда по шахте, потом остановился, и прямо рядом меж раздвинувшихся створок, словно Афродита в раковине, возникла та самая женщина, которую Диана жаждала увидеть, возможно, бессознательно пытаясь узреть каинову печать на ее челе, а вообще-то наоборот, ничего дурного ей эти люди не сделали, и она им зла не желала. Правда, на Афродиту женщина походила мало, была, мягко выражаясь, толстовата, килограмм девяносто, не меньше, и лет на пять-шесть старше Дианы, сколько именно это получалось, Диана предпочла б умолчать. Круглое, довольно приятное лицо, локоны, явившиеся на свет не без помощи бигуди, голубые глаза и розовая помада. Новоприбывшая разглядела Линду, радостно поздоровалась и выпалила:

– Как хорошо, что я вас встретила, уже дважды стучалась, а вас все нет. Сейчас я вашего Лермонтова вынесу.

И не слушая возражений Линды, крутанула ключ в замке, заскочила в квартиру, выскочила, все на редкость проворно, и подала Линде бережно завернутую в газету книжку.

– Дочка сочинение писала, – стала она объяснять Диане, – а у нас нет, пришлось Линду побеспокоить, повезло, что она по-русски читает.

– А в каком классе дочка? – спросила Диана с подчеркнутой заинтересованностью, и получив ответ, в восьмом, мол, поспешно добавила: – Моя в этом году школу кончила, теперь в Москве учится, в МГУ.

– В Московский университет поступила? – спросила женщина уважительно. – Умница она у вас, должно быть.

– Да, не круглая дура, – отозвалась Диана непочтительно, хотя претензий к способностям дочки у нее не было, иного рода – завались, но к способностям – нет.

– И вы не побоялись

ее одну в Москву отпустить? – спросила женщина, потом помялась, протянула руку и представилась: – Валя.

Диана назвалась, потом ответила на вопрос:

– А она не одна. У меня там отец с матерью.

– И у меня мама в России. Только в Твери, – сказала Валя и вздохнула. – А теперь и мы туда собрались.

– Насовсем?

– Да.

Диана поглядела сочувственно, сказала:

– Нелегко, наверно, трогаться с привычного места? Дом, работа, дочь-школьница…

– Сын уже взрослый, работает, друзья у него, девушка, – подхватила женщина, – упирается, не поеду, мол, останусь… а где, спрашивается, останешься?… – И тут ее прорвало. – Все ведьма эта, – сказала она зло. – Верно, о мертвых дурно не говорят, но знали б вы, как мы от нее натерпелись! Она ведь квартиру нашу даром получила, обещала кому-то там «оккупантов» выжить… И выживала!.. Вы не поверите, но чего только она не выделывала. То труба лопнет, то проводка в кухне из строя вышла, дом старый, чего не случается. Просишь отремонтировать, а она презрительно: «на какие шиши, на гроши, что ли, ваши?» Так для нее это, может, и гроши, а для нас в месяц больше тысячи плюс ко всему прочему выкладывать, извините, не шутки. «Когда смогу, тогда и отремонтирую. А не нравится, скатертью дорожка!» Я еще человек спокойный, а муж просто с ума сходил! Но что делать? Не в суд же на нее подавать!

– А почему нет? – спросила Диана. – Можно и в суд.

– Так это себе дороже. Знаете, сколько суды эти стоят? Заменили мы как-то кран, а она в истерику, что за дешевку, видите ли, мы в ее квартиру поставили, снять немедленно, и все.

– Откуда ж она узнала? – полюбопытствовала Диана.

– Да она ключи при себе запасные держала, когда вздумает, явится, как к себе домой, ходит, глядит, всюду нос сует… Ах, что говорить! Муж решил напоследок ей все выложить, перед соседями, на собрании, чтоб знали, с кем дело имеют, и то не вышло. Хотел сразу заговорить, потому что видел, она его вывести потребует, все время сверлила глазами, но помалкивала, главного ждала, но только он рот открыл, как она возьми да и хлопнись… – Она замолчала и сказала тоном ниже: – Вы меня извините. Накипело.

– Все это еще ничего не доказывает, – сказал Калев, вытягивая свои длинные ноги и раскидывая руки по спинке дивана.

– Почему не доказывает? – спросила Диана. – Люди навсегда уезжают, так какого черта… Что ты расселся, как Жизель на скамеечке, дай и мне сбоку примоститься…

Калев рассеянно убрал одну руку, освободив для Дианы кусочек дивана, куда она поспешила водвориться.

– Не доказывает, потому что есть еще другой мотив: месть. Необязательно ведь иметь прямую выгоду, можно просто отомстить за унижения. И, кстати, она, если верить Линде, дважды за последнее время ездила в Россию, нельзя исключить, что цианид привезен оттуда, в этом случае вообще концов не найдешь.

– Чушь, – сказала Диана убежденно. – Никого она не убивала, не тот человек.

– А муж?

– Мужа я не знаю. Видела, наверно, во дворе или еще где-то, но идентифицировать не могу.

– Ну вот. Тогда умерь свой пыл и не заступайся за него так ретиво. Некрасиво, конечно, валить на них все подряд только потому, что они русские, но с другой стороны, то, что они русские, не освобождает их от любых подозрений автоматически…

Диана задумалась. Нельзя сказать, что она так уж любила русских, скорее, наоборот, на рынке, например, она выискивала среди продавщиц эстонок, знала, что не обвесят и не обсчитают, и в мелкие магазинчики и аптеки заглядывала, только убедившись, что в заведении работают не русские. Но, с другой стороны, они в целом были здесь как бы гонимой нацией и, следовательно, заслуживали сочувствия… И ведь все из-за того, что не умеют они приспосабливаться к чужим законам и языки учить, подумала она тут же, вспомнив, что все знакомые ей евреи нашли себе применение и по-эстонски говорят, как правило, свободно. Как и она сама… И все равно, ей не хотелось, чтобы это злосчастное семейство оказалось причастным к тому, что произошло два дня назад, хоть убей, не хотелось…