Убийство по подсказке
Шрифт:
Легкий шум привлек внимание Базиля к развалюхе, стоявшей как раз посередине тупика. Какой-то человек только что вышел оттуда на улицу и старался поплотнее прикрыть дверь, преодолевая сопротивление ветра. Базиль подошел к нему.
– Мистер Лазарус? – спросил он.
– Да. Что вам угодно?
Мужчина искоса его разглядывал. Как однажды сказал Франсуа Вийон, он был «маленький, старенький и беленький». Он обладал удивительно зычным, хорошо поставленным голосом, голосом актера.
– Мое имя Уиллинг. Я прочитал в газетах кое-что о грабителе,
– Да, я слушаю, – ответил Лазарус, стараясь сохранить полное безразличие.
– Вот хотел поинтересоваться. Из газет я узнал, что грабитель ничего не украл. Только выпустил из клетки канарейку. Но, как известно, газетные сообщения отличаются крайней неаккуратностью и спешкой. Действительно все было так, как они сообщили? Или же репортеры постарались приукрасить историю?
Лазарус помолчал с минуту, а потом спросил:
– Вы что, из полиции?
– Нет. Я просто приписан к штату окружного прокурора. Но это неофициальный разговор, просто я любопытен.
– Ах, вон оно что, – проговорил Лазарус, несколько смягчая свою настороженность. – После того, что произошло в театре, я считал, что никто более не станет интересоваться взломом моей мастерской. Все случилось именно так, как было сообщено в газетах. Насколько мне известно, он ничего не украл. Только выпустил на волю канарейку.
– Можно на нее взглянуть?
– Пожалуйста.
Лазарус отпер дверь, которую только что закрыл. Мастерская была настолько крохотной, что в ней с трудом могли находиться одновременно два взрослых человека, точильный станок и стул перед ним. На полках кучами лежали ножницы, ножи, пилы, все с тупыми лезвиями многие из них покрытые ржавчиной. Кроме того, там еще был переносной радиоприемник, керосиновая лампа, стакан и кувшин с водой.
– Это из коктейль-бара, – объяснил Лазарус, перехватив взгляд Базиля. – Они очень добры ко мне, позволяют пользоваться их туалетом, а сам бармен часто угощает меня бутербродами. Видите ли, я здесь не живу В городе у меня есть комнатушка. Когда-то в молодости у меня был фургон, но все мои клиенты в этом районе – это люди, связанные с театром, и когда я постарел, то подумал: «Почему бы не завести мастерскую и не оставаться постоянно на одном месте?» Тогда я продал фургон и вот – работаю теперь здесь.
– Вам повезло. Вы нашли неплохое местечко! – одобрительно сказал Базиль.
– Эту хибару для меня построил Сэм Мильхау. Когда он привез сюда свой Королевский театр. Он когда-то дружил с моим отцом в Кодене, где родились мои предки, те времена я тоже был актером. Однажды в Варшаве даже играл «Гамлета»… по-польски. Но теперь… Теперь почти нищий. Но все же здесь лучше, чем в доме престарелых актеров. Я свободен и независим. Я зарабатываю немного, но Сэм отдал мне эту развалюху бесплатно, и я не плачу за нее ни гроша. Кроме того, у меня есть работа, я в курсе всех театральных сплетен. Ведь мои клиенты – это люди театра. А когда их нет, то я прибегаю помощи собственного тенора и развлекаюсь,
Улыбаясь, он повернулся к клетке. Сделанная из медной проволоки, она была чистой и просторной. Там внутри находились две обычные жердочки и качающаяся маленькая трапеция, обычная маленькая фарфоровая чашечка с водой, другая с просом и немного косточек для сохранения у птички остроты клюва.
Маленькие, словно две черные пуговки, глазки смотрели на Базиля из комочка желтых перьев. Хрупкие розовые коготки обхватили большую жердочку.
– Она сейчас дремлет, – сказал Лазарус. – Но ранним утром, при восходе солнца, она прелестна. Она замечательно поет, даже подражает радио, когда я включаю приемник. Она всегда подключается, когда я «ловлю» Баха, но ей не нравится современная музыка.
– Птичка со вкусом, – пошутил Базиль. – Как ее зовут?
– Дикки.
Это имя не понравилось Базилю.
– Вчера вечером, проходя возле вашего окна, я случайно заглянул в него. Но птички вашей не видел. Она была здесь?
– Да, но я накрыл клетку куском мешковины, чтобы дать ей возможность спокойно поспать от заката до восхода солнца. Я всегда так делаю, когда мне приходится работать с лампой.
– А почему вы держите канарейку здесь, а не дома?
– Мой «дом» – это просто одна маленькая комната, выходящая окнами во двор, куда не попадает солнце. Я там только ночую, а Дикки должна спать здесь, чтобы песней встречать солнце. Мне никогда и в голову не приходило, что кто-то может проникнуть сюда и причинить ей вред.
– Судя по всему, очень удобная клетка, – заметил Базиль. – Не можете ли вы объяснить, зачем нужно было выпускать канарейку из такой хорошей и удобной клетки?
– Понятия не имею, – чистосердечно признался Лазарус, – я сам был крайне озадачен этим происшествием.
– Вы уверены, что здесь ничего не было украдено?
– В мастерской нет ничего ценного, ничего, кроме радиоприемника. Как видите, он на месте. Больше я ничего обнаружил. Даже по внешнему виду моей хибары можно заключить, что красть здесь нечего.
Птичка проснулась. Она вскочила на трапецию и начала мягко раскачиваться взад-вперед, словно маленькие маятник.
– Чик-чирик? – спросила она что-то на своем языке
– Привет, Дикки, – ответил Лазарус.
– Чик-чирик! – повторила птичка, имитируя голос Лазаруса словно хотела сказать: «Всем привет!»
Базиль внимательно посмотрел на точильный станок.
– Как вы считаете, мог ли кто-нибудь воспользоваться вашим точильным кругом, чтобы наточить что-нибудь, ну скажем, нож?
Лазаруса вопрос озадачил, и, казалось, он никак не мог найти на него ответа.
– Вполне возможно. Откровенно говоря, я об этом не думал. В таком случае я более тщательно обследовал бы точильный камень, когда впервые обнаружил следы злоумышленника. Теперь, конечно, слишком поздно. Но для чего идти на риск, взламывать мастерскую? Только для того, чтобы наточить нож? Я беру за услуги недорого.