Убийство по подсказке
Шрифт:
– Но я вышла из алькова раньше, чем туда вошел Джон.
– И вы можете это доказать?
Появление возле стола официанта принесло Марго заметное облегчение. Она рукой отставила от себя тарелку с омаром, так и не доев его до конца.
– Омлет с ромом, – сказала она, обращаясь к Мильхау. – И кофе.
Она зажгла сигарету, затянулась и откинулась спиной на подушечки, как будто именно в эту минуту ей нужно немного отдохнуть и подумать.
– Все это происки этой дрянной сучки Морли, этой кикиморы, – почти со страстью в голосе вновь заговорила она. – Если бы она не бегала за Джоном,
Вдруг черные зрачки Марго расширились до предела, оставив тоненькую белую полоску глазного яблока. Словно онемев от ужаса, она уставилась куда-то поверх голову Базиля.
– Скажите на милость, есть у этой женщины совесть? Вот и она собственной персоной!
Базиль повернул голову. На верхних ступенях лестниц стояла Ванда. «Интересно отметить, – подумал про себя Базиль, – Марго Ингелоу не находит ничего предосудительного в том, чтобы спокойно пообедать в ресторан «Капри» на следующий день после убийства своего мужа, но считает это просто до крайности неприличным, когда голову Ванды пришла та же идея».
Голубоватое пламя играло в ковшике, из которого официант выливал горячий ром с сахарной смесью на омлет на тарелке перед Марго, но она уже утратила всякий интерес к еде. Она не сводила глаз с верхних ступеней лестницы.
Ванда казалась удивительно хрупкой в своем черном наряде, черноту которого лишь слегка разбавлял блеск серег из топаза и заколка. Ее свежее, искусно подрумяненное косметикой лицо хранило выражение какой-то загадочной меланхолии. Рядом с ней стоял Леонард, тихий и незаметный, каким он был всегда, если не играл на сцене.
Все с нетерпением ожидали, почти замерев, пройдет ли Ванда мимо столика Марго не останавливаясь. Базиль изучал лицо Полины, сжавшееся, сосредоточенное, маленькое, побелевшее. Родней, не отдавая себе отчета, сворачивал и разворачивал салфетку.
Ванда спокойно сошла по лестнице. Старший официант хотел было препроводить ее в дальний угол зала. Она бросила на него надменный взгляд, и он сразу стушевался «Дженаро, я хочу сидеть за своим обычным столом». Она обошла левый угол стойки, оказавшись лицом к лицу с Марго. Мускулы ее лица напряглись, на нем появились морщины. Слушок о приобретении целого состояния стал, вероятно, известен не только Мильхау и тем типам, которые крутились возле Марго. В золотистых глазах Ванды промелькнула свирепая ненависть. Она уже не была знаменитой актрисой и очаровательной женщиной, она теперь была тем самым сорванцом с улицы. Мильхау даже привстал со стула:
– Ванда… Я… сейчас тебе все объясню. Понимаешь, мне необходима финансовая поддержка для следующего спектакля с твоим участием, а она только что стала наследницей громадного состояния Джона Ингелоу, и…
– Я об этом слышала. – Ванда полоснула его своим постным взглядом, и продюсер немедленно умолк. Воцарилась напряженная тишина. Леонард придвинулся поближе к Ванде. Марго, не отрываясь, смотрела ей прямо в глаза, бросая дерзкий вызов у всех на виду. Это было уже слишком для Ванды. Она резким движением выбросила вперед руку, как выбрасывает молниеносно змея свое жало. Схватив со стола рюмку с ликером, она
Марго встала, закрыв лицо руками. Она и виду не подала, что ей больно, что ликер режет глаза. Она просто игнорировала Ванду, как игнорировала и Мильхау.
– Доктор Уиллинг, – сказала она, обращаясь к Базилю, – не могли бы вы вызвать для меня такси? Отвратительная сцена!
Ванда разразилась громкими рыданиями. Леонард пытался успокоить ее. Мильхау с зубовным скрежетом глядел вслед уходящей Марго.
– Уплывают мои 80 тысяч долларов! Подумать только!
В такси Марго посмотрела на Базиля. Впервые в ее глазах он заметил растерянность.
– Ведь как сказала! Как будто была совершенно уверена в том, что все сделала я. Значит, эта сцена, по ее мнению, должна означать, что она к убийству не имеет никакого отношения… кто же тогда?
Базиль хранил молчание. Он думал про себя о том, что, вероятно, Марго Ингелоу могла быть актрисой ничуть не хуже, чем Ванда Морли.
Они ехали в такси по Пятой авеню в потоке машин, которые останавливались на красный свет и тут же продолжали свое движение, как только вспыхивал зеленый, и делали это так слаженно, словно подчинялись какому-то невидимому дирижеру. Марго сидела, прижавшись спиной заднему сиденью, закрыв глаза, ее лицо было абсолютно неподвижным, словно маска из гипса. Базиль, глядя на нее, никак мог понять, что с самого начала привлекло в ней Джона Ингелоу. Может, потому, что она была непохожа на других женщин?
– Почему Сорока? – произнес вслух Базиль, как будто раздумывая над чем-то.
Она с удивлением широко раскрыла глаза. Они еще были воспалены от ликера.
– Что вы имеете в виду?
– Почему кое-кто называет вас Сорока?
– Откуда я знаю? – Она поглаживала рукой черно-белую кофточку, края которой лежали у нее на коленях. – Сороки обычно бывают черно-белой окраски, а мне как раз нравится такое сочетание цветов. Может, поэтому. Экономишь время и нервы при покупке, если ограничиваешь себя несколькими цветами тканей, которым отдаешь предпочтение. Кроме того, у людей остается о вас впечатление как о личности нестандартной.
«Таким образом она заранее рассчитывала на то впечатление, которое окажет на окружающих, – размышлял про себя Базиль, – она, вероятно, предполагает, что в одноцветном платье с перманентом на голове она будет казаться не просто рядовой, а прямо-таки заштатной женщиной. Только строгие, прямые волосы, смуглая, загорелая кожа, хрустящие шелковые наряды с подчеркнутым черно-белым контрастом превращали ее, Маргарет Ингелоу, в личность. Забавная логика!»
– Это – единственная причина?
– Что вы имеете в виду?
– Ну вашу кличку или прозвище Сорока.
– Конечно. – Она опустила глаза. – Какие еще могут быть причины?
– Не знаю. Я просто спрашиваю.
– Мои друзья называют меня Марго, а «марго» по-французски означает «сорока». У Джона была мать-француженка, вам это известно. Она уехала в Америку, где устроилась гувернанткой. Отец Джона был другом ее первого работодателя. Джон был единственным ребенком в семье, и они, конечно, его испортили.