Убийство Принца Оборотня
Шрифт:
На этот раз я сделала это добровольно и поползла к нему по матрасу.
Еще до того, как он прикоснулся ко мне, его обжигающий жар достиг моей кожи, избавляя от мурашек по коже. Его уличный аромат струился по моему горлу, густой и пьянящий, успокаивающий и знакомый. Я любила эти вещи. Мне понравилось, как они напоминали мне о том, как мы лежали на солнце с Зиннией в самый жаркий день в году. Как мы терпели это так долго, как только могли, прежде чем побежать по берегу к реке.
И мне понравилось, как он обвился вокруг меня
Он уткнулся носом в мою шею.
— Миллион причин привели твою сестру в этот переулок, Зита, — пробормотал он мне в кожу. — Но даже если бы она была только одна, даже если бы ты была единственной причиной, по которой она оказалась там, это все равно не было бы твоей виной.
Я дернулась назад, но он держал крепко.
— Но я…
— Не говори, когда твой принц объясняет, любимая. Особенно когда это то, что тебе нужно услышать. — Он отстранился ровно настолько, чтобы прижаться своим лбом к моему, наши носы соприкоснулись. — Твоя сестра способствовала тому, что она оказалась там той ночью. Ты винишь ее в том, что произошло?
С таким же успехом он мог схватить меня за горло. Я попыталась вздохнуть, но не смогла. Казалось, мои легкие забыли, как работать.
— Была ли это ее вина? Заслужила ли она это?
Однако мое сердце ничего не забыло. Оно билось о мою грудную клетку, не заботясь о том, что с каждым ударом она разбивается все сильнее.
— Получила ли она по заслугам? Просила ли она об этом?
— Нет. — Слово вырвалось у меня, осколком сверкающей боли, от которой на глаза навернулись слезы. — Нет.
Я почувствовала, как он нахмурился, когда его глаза потемнели. Я попыталась отстраниться от этого, потому что у меня было ужасное предчувствие, к чему это приведет. И я не была уверена, что даже после всех этих лет это было то, чему я была готова следовать.
Он схватил меня за волосы, удерживая на месте.
— Если ты не винила ее, взрослую, то какого черта ты винила себя, когда была ребенком — гребаным ребенком, Зита?
Я открыла рот, чтобы ответить.
Но я не смогла.
Обвинять Зиннию в том, что с ней сделали, было чудовищно. Немыслимо.
Обвинять маленькую девочку, которую я прокляла, в том, что я с ней сделала, было столь же непостижимо.
Но обвинять маленькую девочку, которой я когда-то была, в несчастном случае — ужасном, ужасном несчастном случае…
Она посмотрела на меня снизу вверх. Каштановые волосы тусклые и спутанные. Маленькая для своего возраста и тощая, в изодранной одежде. Она жила ради тех редких дней, когда мы могли поиграть — например, на берегу реки. Остальное время она проводила, выпрашивая или отправляя сообщения о крошечных медных монетках.
Она никогда не хотела проклинать эту маленькую девочку. Она не знала, что способна на такое, не говоря уже о том, что это приведет ее и Зиннию по тропинке,
Как она могла?
Он поймал мои слезы большими пальцами.
— Теперь ты понимаешь? Ты видишь, насколько монументально неправдива история, которую ты рассказывала себе все эти годы? Ты видишь в этом ложь?
Я видела. Боже милостивый, я видела.
Он не мог сдерживать мои слезы. Они покрывали мои щеки и подбородок. Они капали ему на грудь. Они жгли мне глаза и были солеными на языке.
Но в соли и огне было что-то очищающее.
Когда мне удалось кивнуть, он притянул меня ближе и сжал так крепко, как будто мог сделать нас одним целым одной силой воли.
— В том, что произошло той ночью, виноват только один человек. И завтра ты найдешь его и убьешь.
Это было самое утешительное, что он мог сказать. Я погрузилась в это, позволяя его рукам овладеть мной, позволяя ему удерживать правду вокруг моего тела, пока я боролась, чтобы поверить в это.
Спустя долгое время, когда огни фейри потускнели до одного, я покачала головой.
— Я не знаю, зачем я тебе все это рассказала.
Его зубы сверкнули в темноте.
— Я верю. — И он выглядел ужасно самодовольным по этому поводу.
Я подумала, что, возможно, я тоже. Зачем еще мне рассказывать кому-то историю, о которой я никогда не говорила ни с одной живой душой — признавать важность, которую я никогда не осмеливалась произнести вслух?
Пока я не могла заставить свой язык произнести нужные слова.
Вместо этого я нахмурилась на него и сказала следующую лучшую вещь.
— Я ненавижу тебя.
Он улыбнулся, веселый и довольный, и обвил хвостом мою ногу.
— Я знаю. Я тоже тебя ненавижу.
И это сделало меня намного счастливее, чем когда-либо были слова Эрика о том, что он любит меня.
ГЛАВА 45
Как бы то ни было, на следующий день оба исчезли как в тумане. Я жила в странном, возбужденном состоянии, неспособная усидеть на месте, пока не обнаружила, что одета для выступления и жду за кулисами.
Рорк. Лой. Селестин. Мэйри. Кадан. Тавин. Турл…
На сцене стоял овальный стол, и один за другим фейри рассаживались вокруг него.
Я потерла горло. Сегодня без ошейника. Мы решили, что его яркий цвет рискует выбить убийцу из их памяти о Зиннии. Сефер снял его и сунул в карман, и теперь я чувствовала себя обнаженной без его знакомого давления на мое горло.
Даже в тусклом свете за кулисами мое платье мерцало, когда я двигалась. Я уже размялась и репетировала этим утром. Все, что мне оставалось делать, это ждать. Тем не менее, я не могла удержаться, чтобы не переминуться с ноги на ногу и не поправить бант, которым была завязана моя юбка с запахом.