Убийство Серай
Шрифт:
— Этого не может произойти, — говорит он.
Я приближаюсь губами к его губам.
— Нет, может, — шепчу я, а затем накрываю его губы поцелуем.
Мои бедра обвиваются вокруг его бедер. Я чувствую между ног его возбуждение, дрожь пронизывает мои бедра и колени. Я поднимаюсь, убираю простыню между нами. А затем усаживаюсь обратно на его колени, сразу замечая разительную перемену в ощущениях. Я двигаю бедрами, ощущая через ткань трусов его возбуждение, и это заставляет меня трепетать.
Но я не могу сказать, что он не хочет этого. Он не отталкивает меня, но сомневается.
— Пожалуйста, позволь мне, — говорю я, смотря в его красивые глаза. Он изучает мое
Когда он возвращает контроль себе, я слегка кусаю его губы, а затем и подбородок. Он смотрит на мое лицо, бросая взгляд на губы и желая попробовать их на вкус. И тогда я начинаю плакать. Я всегда плачу, когда злюсь. Я превратилась в кого-то другого, в ту 14-летнюю девочку, вынужденную жить в рабстве, боли и разбившихся мечтах. В моей голове хаотично всплывают воспоминания о Хавьере. Я ощущаю себя словно в карусели, все лица Хавьера кружатся так быстро, что не успеваю схватить одно. Я не могу достать его, чтобы забить до смерти и просто плачу, сильнее, крича, и до того, как я понимаю, что делаю, лицо Хавьера превращается в лицо Виктора. Я бью ему кулаками в грудь и плечо снова и снова, и он не останавливает меня. Потому что знаю, только он сможет понять меня, почему я так отчаянно желаю этого.
Крича в ночь, я позволяю боли выйти. Слезы льются из моих глаз. Я обнимаю его, и он обнимает в ответ. Я не могу отдышаться, продолжая рыдать на его плече.
Глава 28
Виктор
Красивая, но разбитая и убитая. Её жизнь разрушена, и никакое количество сексуальных отношений не вернет её невинность. Девушка, словно бомба замедленного действия, несет в себе опасность не только для себя, но и, вероятнее всего, для других. Я не был в этом уверен, но сейчас знаю, что она более неустойчива, чем я мог представить. И потому, что она хорошо обучена скрывать это и не только от меня, но и от себя самой, она опаснее всего. Я дисциплинирован. Сэрай подвержена гневу. Я всегда знаю свои варианты. Варианты же Сэрай владеют ею, оставаясь в тени и основываясь на её настроении, не собираясь оставлять контроль в её руках.
Я знаю, что мне стоит делать. Я качаю её голову, держа затылок в руках, мой пистолет лежит позади меня на другой кровати. На плече я чувствую её слезы, её тело, содрогающееся в рыданиях, прижато к моему. Её бедра продолжают давить на мои каждый раз, когда её тело напрягается. Но я все так и оставляю, хотя, исходя из моральных соображений, стоило её оттолкнуть.
— Сэрай, — шепчу я. — Прости.
Я медленно поднимаю
Она наклоняет голову и кладет её мне на грудь, и я делаю паузу, хотя и не знаю зачем. Её слезы начинают утихать, левая рука лежит на моей ключице.
— У меня есть тетя во Франции, — негромко произносит она, отстраняясь. — Старшая сестра моей матери. Я знаю, что до Франции далековато, но тебе не надо меня провожать непосредственно туда, просто помоги мне добраться до аэропорта. — Я поднимаю пистолет выше, останавливая дуло на её затылке, не дотрагиваясь головы. Я не хочу, чтобы она боялась перед смертью, и хотя знаю, что она ничего не боится, но смерть - это то, чего мы все в конечном итоге боимся, даже если небольшая часть из нас осознает её. Я хочу, чтобы она совсем не боялась и не сможет, если не узнает, что это произойдет.
— Сколько тебе было, когда ты стал тем, кто ты есть? — спрашивает она.
Этот вопрос застал врасплох и более того, смена настроения заставляет меня колебаться перед тем, как ответить.
— Мне было девять.
Она шмыгает носом и вытирает глаза рукой.
— Ты был так молод, — продолжает она. — Я полагаю, как пришлось и мне, ты тоже не выбирал эту жизнь. Мне кажется, мы не такие уж и разные, — она прерывается. — За исключением того, что может я больше похожа на твоего брата, чем мне того хочется признавать. Он такой же злой, как и я.
Я отпускаю курок и медленно, так что она и не знает, убираю пистолет подальше от её головы.
— Должно быть, было тяжело расти вместе с Николасом, — продолжает она.
Я кладу пистолет рядом с собой на кровать и до того, как понимаю, что делаю, я снова сжимаю её затылок в руках.
— Да, — отвечаю я. — Учитывая нестандартные обстоятельства.
— Вместо выяснений лучшего игрока в баскетбол, было соревнование «кто лучший убийца»?
— Нет, — говорю я. — Николас никогда не пытался быть лучше меня, он просто хотел быть со мной равным. Мы никогда не конкурировали друг с другом, но он соревновался со всеми, кто был близок со мной.
— Близок с тобой? — спрашивает она.
Я киваю и легонько запускаю пальцы в её волосы.
— Воннегут, Саманта, моя мать, наш отец, — отстраненно произношу я, представляя эти события, уставившись в потолок. — А теперь ты.
Я слышу её вздох, но она не поднимает головы.
— Ты знаешь, что у тебя есть то, чего нет у меня, — осторожно говорит она, хотя складывается ощущение, что больше уверяет в этом себя саму. — У тебя есть тот, кто тебя любит, кто тебе верен и кто убьет ради тебя. — Она поднимается и встает с кровати. Затем смотрит на меня. — Тебе повезло, что он у тебя есть, Виктор.
Она берет свои трусы с кровати и надевает их. Затем подбирает футболку с пола и натягивает её через взъерошенную голову,
— Я благодарна тебе, — произносит она, оглядываясь назад, — за все, что ты для меня сделал. Я думаю, в конечном итоге, ничего из этого не будет важным, ни спасение моей жизни или избавление от неё. Но я всегда буду тебе благодарна.
Сэрай покидает мою комнату, но в каком-то смысле, она берет меня с собой.
Затем неизвестно сколько я смотрю в потолок, представляя, как она выглядела до того, как вышла из комнаты, как использовала меня, чтобы отомстить Хавьеру. Вначале я знаю, она пришла не ради этого. Она хотела быть со мной. Она хотела почувствовать то, чего раньше не чувствовала, а гнев и возмездие не были частью плана. Саморазрушение не было частью плана. Несмотря на то, что она пыталась воспользоваться моментом, чтобы высвободить свою ненависть, но единственное, что я ощущаю, это насколько плохо ей на самом деле.