Убийство в ЦРУ
Шрифт:
— Мы вас обратно везем? — спросил один из туземцев.
Эдвардс, кивнув, ответил:
— Да, отвезите нас на остров. Нам надо позвонить по телефону.
24
После того как в кабинете управляющего курортом на Стоянке Дрейка Коллетт оказала Эрику первую помощь, позаботившись о его руке и ране на голове, Эдвардс позвонил в свою контору на Тортоле, попросил прислать моторку и забрать их с Виргин-Горда. Туда с острова Москито их доставил рейсовый катер, и они
Коллетт с Эриком отвезли на причал, где их уже поджидал на большой моторке туземец, служащий Эдвардса. Часом позже они снова вернулись в белый дом на плато.
За все время обратного пути на Тортолу Коллетт с Эриком говорили мало. Она все еще пребывала в состоянии легкого шока. Он, казалось, оправился и даже пробовал шутить над собою, однако во время путешествия с лица его не сходила болезненная гримаса — отражение тягостных раздумий.
Теперь они вдвоем стояли на террасе и смотрели на раскинувшуюся внизу гавань.
— Мне очень жаль, — произнес он.
— Да-а, жаль, мне тоже, — откликнулась она. — Рада, что хоть жива осталась. Если б мы только не отправились искупаться…
— Тут полно всяких если.
— Из-за чего рвануло, а? — спросила Кэйхилл. — Утечка горючего? Я слышала, такое случается с небольшими судами.
Он ничего не ответил, продолжая сосредоточенно всматриваться в морскую даль. Затем медленно повернулся к ней лицом и сказал:
— Это не утечка горючего, Коллетт. Кто-то подключил яхту. Кто-то заложил взрывчатку с часовым механизмом.
Она попятилась, сделала несколько шагов назад, пока не уперлась икрами в металлическое кресло. И рухнула в него. Он не отрывал взгляда от гавани, вцепившись в ограждение террасы и сильно сгорбившись. Наконец обернулся и заговорил, опершись об ограждение:
— Черт побери, вы едва не распростились с жизнью из-за вещей, о которых знать ничего не знаете! Так я хочу рассказать вам о них, Коллетт.
Ей очень хотелось услышать то, о чем он собирался ей рассказать, но тут уж ничего не поделаешь: как раз в этот миг Коллетт изо всех сил пыталась устоять против нахлынувшей на нее волны, вызвавшей тошноту и дрожь во всем теле, — голова раскалывалась. Она встала и оперлась о спинку кресла.
— Мне надо прилечь, Эрик. Что-то нехорошо. Поговорим позже?
— Ну конечно. Ступайте отдохните. Как почувствуете себя в состоянии побеседовать, так мы и распутаем, что все-таки произошло.
Она рада была оказаться в постели и сразу же забылась тревожным сном.
Проснулась она, лежа лицом к окну. Снаружи стемнело. Коллетт села в постели и потерла глаза. Древесные лягушки исполняли извечную свою симфонию. Никаких других звуков не было слышно.
Кэйхилл перевела взгляд
— Эрик? — произнесла она голосом, расслышать который не сумел бы никто. — Эрик, — повторила она чуть громче. Ответа не было.
Спала она в том, в чем весь день проходила, только туфли сняла. Опустив босые ноги на прохладные плитки пола, она попробовала стряхнуть с себя докучливую сонливость и вызванную прохладой дрожь, от которой все тело пошло пупырышками. Еще раз позвала:
— Эрик?
Открыв дверь, прошла в холл. Сочившийся из гостиной свет дорожкой протянулся до ее ног. Следуя по ней, она пересекла гостиную и подошла к открытой двери на террасу. Ни души. Ничего.
Открыла входную дверь — та же картина. «Мерседес» с мотоциклом стояли здесь, а хозяина нигде не было видно.
Подойдя к машине, Коллетт заглянула в салон, затем прошла к той стороне дома, где громадное дерево природной крышей раскинуло свою крону над сделанной из сварной стали скамейкой, вполне удобной для влюбленной парочки.
— Хорошо выспались?
У Коллетт в горле что-то булькнуло. Обернувшись, она увидела стоявшего за деревом Эрика.
— Отдохнули? — спросил он, приближаясь.
— Да, мне… я не знала, куда вы подевались.
— Никуда. Просто наслаждаюсь вечером.
— Да, вечер… славный. А сколько времени?
— Девять. Не хотите ли поужинать?
— Я не голодна.
— Все ж я соберу на стол, никаких причуд и изысков, так, пара бифштексов, местные овощи. Полчаса хватит?
— Вполне подойдет, спасибо.
Через полчаса она вышла к нему на террасу. На двух тарелках лежал их ужин. На столе стояла откупоренная бутылка красного «медока», а рядом с нею два изящных бокала.
— Прошу отведать, — сказал Эдвардс.
— Забавно, но теперь мне есть захотелось, — отозвалась она. — Некоторые от расстройства начинают много есть, когда другим и кусок в горло не лезет. Я всегда едоком была.
— Добро.
Кэйхилл спросила, как у него рука, и он ответил, что уже лучше. «Сильное растяжение связок», — определил больничный врач и предписал держать руку на привязи, которую Эдвардсу тут же приладили и от которой тот избавился, едва они оказались за порогом больницы. Левый висок его покрывала большая сдавливающая повязка. На щеке осталось несмытое пятнышко засохшей крови.
Кэйхилл отодвинула от себя тарелку, откинулась на спинку стула и сказала:
— Вы говорили, что хотели со мной чем-то поделиться. Прошу прощения, но раньше мне вовсе не до того было, зато теперь я готова. Не раздумали говорить со мной?
Он подался вперед, держа обе руки на столе, перевел дыхание и опустил глаза в тарелку, как бы раздумывая, чем ответить.
— Я не настаиваю, — добавила она.
Он покачал головой.
— Да нет, мне самому хочется. Вы едва с жизнью не расстались из-за меня. Такое, полагаю, заслуживает объяснений.