Убийство в Кантоне
Шрифт:
– Мир тебе, Мансур! – радостно приветствовал его Яо. – Я имел смелость привести с собой друга, начальника тысячи Чао Тая из столицы.
Араб смерил непрошеного гостя взглядом горящих темных глаз. На фоне темной кожи белки их сверкали особенно ярко.
– Мир всем правоверным! – зычным голосом отозвался он на чистом литературном языке.
Чао Тай отметил про себя, что если это приветствие подразумевает исключительно мусульман, то не относится ни к Яо, ни к нему самому, а это чудовищно невежливо со стороны хозяина. Но пока тайвэй это обдумывал, араб и Яо склонились над каким-то
– Почтенный Мансур – большой любитель цветов, как в я сам, – выпрямляясь, пояснил Яо. – Эти душистые растения он привез с собой из дому.
Чао Тай обратил внимание на нежный аромат в саду, однако не особенно радушное приветствие хозяина и пустой желудок мешали ему любоваться диковинными цветами. Тайвэй окинул мрачным взглядом приземистый дом в глубине сада. Разглядев за ним на фоне лунного неба минарет мечети, Чао пришел к выводу, что усадьба Мансура недалеко от его постоялого двора.
Наконец араб повел гостей в просторный, напоенный прохладой покой в глубине сада. Фасад дома представлял собой ряд открытых стрельчатых арок. Войдя, Чао Тай, к своему удивлению, не обнаружил там никакой мебели, кроме пиршественного стола. Пол застилал толстый серо-голубой ковер, а по углам лежали пухлые шелковые подушки. С потолка свисал медный светильник с шестью рожками, а всю заднюю стену скрывали необъятного вида занавеси: они крепились кольцами к шесту, укрепленному под потолком, а не были, как положено, намертво прибиты к бамбуковой палке.
Мансур и Яо сели на пол скрестив ноги, и Чао Тай, немного поколебавшись, последовал их примеру. Мансур, очевидно, заметил его неуверенность, так как вновь заговорил юта своем неспешном северном диалекте:
– Я надеюсь, почтенного гостя не беспокоит сидение на полу?
– Я воин, – мрачно ответствовал Чао Тай, —а потому приучен к любым неудобствам.
– Однако мы находим свой образ жизни вполне удобным, – холодно отозвался хозяин.
Чао Тай инстинктивно невзлюбил араба, хотя не мог не призвать, что личность он незаурядная. Мансур обладал тонким, резко очерченным лицом с крючковатым, как у птицы, носом и длинными, закрученными вверх, на чужеземный манер, усами. Держался он очень прямо, а под свободным белым одеянием угадывались крепкие мышцы. Наверняка это умелый и выносливый боец.
Желая нарушить неловкое молчание, Чао Тай указал на замысловатую надпись, бежавшую вдоль стены под потолком.
– Что означают эти причудливые завитушки? – полюбопытствовал он.
– Это арабская надпись, – торопливо пояснил Яо, – отрывок из священного текста.
– И сколько же букв в вашем языке? – спросил Чао Тай у Мансура.
– Двадцать восемь, лаконично ответил тот.
– Благое Небо! – воскликнул Чао Тай. – И все? А у нас больше двадцати тысяч иероглифов, если хотите знать!
Губы Мансура скривились в презрительной усмешке. Повернув голову, он хлопнул в ладоши.
– Каким образом, провалиться этим арабам на месте, они умудряются излагать свои мысли, используя всего двадцать восемь буки? – понизив голос, спросил Чао Тай соотечественника.
–. У них не так много мыслей, чтобы тут возникали трудности, – с тонкой
Вошел молодой араб с медным подносом, украшенным гравировкой, где было несколько жареных цыплят, кувшин с каким-то питьем и три отделанные финифтью чаши. Разлив по чашам бесцветную жидкость, юноша удалился. Подняв свою, Мансур без особого восторга приветствовал гостей:
– Добро пожаловать в мой дом!
Чао Тай осушил чашу и счел, что благоухающий анисом крепкий напиток довольно приятен на вкус. От цыплят исходил восхитительный запах, но тайвэй не знал, как к ним подступиться, так как не видел палочек для еды. Пропустив еще по чаше, Мансур и Яо разорвали цыплят на части руками и принялись за еду. Чао Тай молча последовал их примеру. Откусив кусочек ножки, он нашел мясо превосходным. После цыплят подали блюдо с выложенным горкой шафрановым рисом, зажаренным вместе с кусками ягненка, изюмом и миндалем. Это кушанье тоже пришлось тайвэю по вкусу; как и остальные, он ел захватывая горстку риса пальцами. Покончив седой, он омыл руки в чаше с душистой водой, поданной прислужником, затем откинулся на подушки и, не сумев согнать с лица довольную улыбку, заметил:
– Воистину очень вкусно! Давайте выпьем еще! – и после того, как они вновь осушили чаши, сказал Мансуру: – А знаете, мы с вами соседи! Я остановился на постоялом дворе «Пять Бессмертных». Но верно ли я понял, что
все ваши соотечественники живут в этом квартале?
– Большая их часть. Мы любим селиться подле своих святынь. Молитвы правоверных возносятся к небу с вершины минарета, а когда один из наших кораблей входит в бухту, мы зажигаем огонь маяка и молимся, благодаря за его благополучное возвращение. – Мансур глубоко вдохнул. – Лет пятьдесят тому назад один из родичей нашего пророка – да хранит его Аллах! —пришел в этот города, а потом умер в хижине у Южных ворот. С тех пор многие правоверные поселились в этом святом месте, дабы оставаться поближе к его гробнице. А моряки ваши обычно находят кров неподалеку от причала, на одном из шести больших постоялых дворов.
– Я познакомился тут с одним мореходом, —обронил Чао Тай, – и этот малый по имени Ни владеет вашим языком.
Мансур встревожено посмотрел на гостя.
– Отец Ни был ханьцем1, а вот мать – персиянкой, – без всякого выражения уточнил он. – Эти персы – полные ничтожества. Наши славные воины во главе с великим халифом изрубили их в кровавое месиво. В битве при Нихавенте, сорок лет назад.
Яо, предложив выпить еще по чаще, спросил:
– А правда ли, что к западу от владений халифа обитает белокожий народ с голубыми глазами и желтыми волосами?
– Таких людей не бывает, – возмутился Чао Тай. – Если только это не духи или демоны!
– Однако они существуют на самом деле, —мрачно подтвердил Мансур. – И к тому же хорошо дерутся. Светловолосые даже умеют писать, только не так, как мы, а наоборот – слева направо.
– Экая чушь! – довольно усмехнулся Чао Тай. – Тогда они точно духи. В Загробном Мире все делается наоборот, не как у людей.
Мансур допил чашу.
– У некоторых из них не желтые, а рыжие волосы, – обронил он.