Убийство в морге [Ликвидатор. Убить Ликвидатора. Изолятор временного содержания. Убийство в морге]
Шрифт:
— Да! Свадебный подарочек! — задумчиво протянул Григорьев.
Великанов решил вклиниться в разговор.
— Теперь сниться будут!
— Кто? — не понял Кобрик.
— Покойники! Умерли без покаяния! Без отпущения грехов.
— Сомневаюсь, что они были верующими! — сказал Кобрик.
— У всех душа есть: у верующих и неверующих! — назидательно поучал Великанов.
— Я с себя вины не снимаю!
— Теперь тебе придется пить за троих. За себя и за того парня! — вздохнул Великанов,
— Я не пью! — сказал Кобрик. — Мозги жалко!
— У, ты-ы! — удивился Великанов. — Скажи: «Сука буду!»
— Не пью, говорю тебе!
— Ты у нас образцово-показательный какой-то! Жена не нарадуется. А моя меня каждый день пилила: «Не пей — в тюрьму попадешь!» Накаркала, ворона!
— И моя как в воду глядела! — вздохнул Кобрик. — «С тобой опасно ездить, того и гляди в аварию попадешь!»
— Накаркала! — смачно подтвердил Великанов. — Бабы — они все ведьмы! Только многие об этом не знают. Моя ведьма рада небось. Избавилась!
— Я тоже не знаю, — вздохнул Кобрик, — будет ждать меня моя или нет?
— Моя будет! — злился Великанов. — Держи карман шире! Сразу же на развод подаст и через полгода выпишет из квартиры. Мне впаяют год-полтора, а по закону если больше шести месяцев дают, то разрешают выписывать. Московскую прописку теряешь!
— Ну, меня-то отец пропишет!
Кобрик повеселел от ощущения, что у него, оказывается, не все потеряно, он не одинок в этом жестоком мире.
— Чего это он носится? — спросил Кобрик у Григорьева, глядя на Хрусталева. — Красивый какой парень!
— Не повезло! Дуриком таким влетел, что смешно! У нас любого могут посадить.
— Тебя же тоже ни за что посадили! — посочувствовал Кобрик.
— Со мной разговор особый! Я даже кума не интересую. Кустарь-одиночка.
— Как Рудин, в одиночку работаешь? — наивно спросил Кобрик.
— Много будешь знать, не состаришься! Кузин хорошо сказал. Его Айрапетян выпытывал, где тот свои миллионы прячет. Так он ему ответил: «Я органам этого не сказал, неужто тебе доверю?»
— Понял, вопрос снимается!
Хрусталев заметил взгляды в свою сторону и подошел к ним.
— Перемалываете мне косточки?
— Красивый, говорит, ты парень!
— Голубой, что ли? Если тебе нужна жопа, то договорись с Поворовым. Он у нас сладенький!
— Не заводись! — утихомирил его Григорьев. — Мы совсем другое обсуждали.
— А именно?
— Я уговариваю Кобрика пару слов передать на волю. Его не сегодня-завтра отмажут…
— Уговорил? — не поверил Хрусталев, но огонек надежды зажегся в его глазах.
— Уговорил! — Григорьев посмотрел на Кобрика, и тот его понял.
— Я тоже надеюсь, что меня отмажут!
Хрусталев погасил в себе желание передать через Кобрика
«Сам справлюсь!» — самонадеянно подумал он, а вслух произнес:
— Балаболка ты! Может, вмажешь нам какую-нибудь историю? Только недлинную! Ты же из очень высоких кругов?
— Пожалуйста! — согласился Кобрик и без дополнительных уговоров начал рассказ: — Один очень известный журналист брал интервью у не менее известного руководителя страны.
Руководитель приятно пах французским коньяком., американскими сигаретами и кофе по-турецки.
Журналист, который принял с утра рюмашку молдавского коньяка, выпил чашечку растворимого кофе и выкурил сигарету «Союз-Аполлон», сразу почувствовал разницу в положении.
Руководителю ничего не стоило угостить журналиста французским коньяком, американскими сигаретами и хотя бы кофе по-турецки, но он поддерживал эту разницу в положении. А растворимый кофе, который был у секретаря в столе для гостей, журналист не пил.
Журналист начал интервью неудачно:
«Многие говорят…»
«Говорят, в Москве кур доят, а коровы яйца несут, — перебил журналиста руководитель. — Давайте не будем трогать их».
«Кого их?» — растерялся журналист.
«Яйца!»
«Чьи?»
«Коровьи!»
«Корова с яйцами — это бык!» — пошутил журналист.
«Может быть! — не стал спорить руководитель. — Но я сразу вспоминаю одного следователя НКВД. Был такой у Берии или у Багирова. Этот следователь из всех степеней допроса признавал только третью. А начинал такими словами: „Дорогой, ты меня обижаешь!.. Наверно, ты любишь жареные яйца, а я их терпеть ненавижу! Так противно воняет паленый волос!“»
«Наверное, аллергия! — сказал журналист, пытавшийся перевести интервью ближе к теме. — От аллергии коньяк хорошо помогает».
«Это смотря сколько его выпьешь! — не унимался руководитель. — Помню, как вчера мой друг сидел всю ночь с двумя кралями и в перерывах пил „Мартель“ стаканами. Так он только в девять часов утра вспомнил, что у него в десять часов утра пресс-конференция. А вы, журналисты, народ дотошный и вредный, сразу ему провокационный вопрос подсунули: „Югославия входит в СЭВ или нет?“»
«А что тут провокационного?» — удивился журналист.
«После бессонной ночи любой вопрос — провокационный!» — руководитель сладко зевнул.
«Но он, надеюсь, не поддался на провокацию?» — заинтересовался журналист, глядя на расплывающегося руководителя.
«Не знаю, не знаю! — задумался руководитель. — Как расценить! С каких позиций».
«Конечно, с партийных!» — раскручивал его журналист.
«С партийных, боюсь, поддался!»
«Что же он такого неправильного сказал?»