Убийство в морге [Ликвидатор. Убить Ликвидатора. Изолятор временного содержания. Убийство в морге]
Шрифт:
— Тогда тебя надо судить за намеренное причинение ущерба здоровью бабуси, — строго заметил Кузин.
— Но я же не хотел, — опять стал оправдываться Великанов.
— Тогда принцип домино, а не бильярда, ибо в бильярде ты сознательно посылаешь один шар на другой.
— Нехай будет принцип домино, — согласился Великанов, — если за него меньше дадут.
— Меньше! Гарантирую! — утешил Кузин.
— Можно, — обрадовался Великанов своему внезапному открытию, — я использую твой принцип домино
— Можно, можно! — разрешил Кузин. — Гонорар за открытие перечислишь в общероссийский фонд «Антиспид»… Тоскливо мне что-то! Скорее бы обед принесли.
Кобрик отвлекся от созерцания выражения лица Григорьева, все еще занятого чтением, вернее, уже изучением его обвиниловки, и сказал:
— А меня уже покормили внизу.
Кузин обрадовался новому собеседнику и прилип к нему.
— А что у нас сегодня на обед? Из какого ресторана? — пошутил он.
— Салат из помидор, борщ украинский со сметаной, лангет натуральный с жареным картофелем и с зеленым горошком. На десерт кофе по-восточному…
Григорьев, не отрывая глаз от обвиниловки, зашипел Кобрику на ухо:
— Глохни, салага! За стукача будут держать! Опустят!
Кузин засмеялся перечислению Кобрика.
— Чувство юмора у тебя еще не атрофировалось, чувствуется, что с воли только пришел. А у меня уже эти воспоминания вызывают не смех, а слезы…
— Балаболка! — определил «статус кво» Кобрика Григорьев. — Будешь нам на ночь байки травить.
Он один воспринял слова Кобрика всерьез, поверил, что действительно того так и кормили, как он перечислял.
«Его наивность близка к кретинизму и идиотизму! — подумал Григорьев. — Неужели жизнь впервые стукнула его по физиономии?»
— Странная у тебя обвиниловка! — сказал он Кобрику, возвращая документ. — Им зачем-то ты нужен здесь, в камере.
— Кому — им? — не понял Кобрик.
— Не знаю! — честно признался Григорьев. — Но что не милиции и не ГАИ, точно. Обычно по таким преступлениям до суда не задерживают. Ты хоть обвиниловку свою читал?
— Нет! — сознался Кобрик. — Не успел.
— Чудило! А пару «висяков» берешь на себя. «Двоих замочил»! — передразнил он Кобрика.
— Мне так гаишник сказал! — оправдывался Кобрик.
— Эти-то любят по фене ботать! А ты, что не понимаешь, не повторяй! Не маленький… А тебе зачем, Сергей Сергеевич, обед? Ты затарен под завязку! Дачку приканали, ларек получил — в три горла хлебать, не нахлебаешься.
— Надо привыкать к этой пище! — грустно ответил Кузин. — Через день суд. Первую посылку получу ой как не скоро.
Кормушка откинулась, и в проеме показался раздатчик из осужденных на короткий срок.
— Кому харчо? — насмешливо крикнул в камеру.
Поворов был первым. За ним кто как успел. Молодые, шустрые впереди,
Кузин, направляясь к кормушке, задумался и столкнулся с Сойкиным, который только что отошел от кормушки с полной миской баланды.
Сойкин потерял равновесие и больше из-за вредности, чем на самом деле, вылил баланду на пол.
— Ну, ты, миллионер долбаный! Глаза на затылке?
— Извини, я не нарочно!
— За нечаянно бьют отчаянно, знаешь? — рявкнул, распаляясь, Сойкин.
— Я тебе отдам свою порцию! — стушевался Кузин.
— Конечно, отдашь! — торжествовал Сойкин. — Еще возьмешь тряпку и вытрешь пол. Кстати, ты сегодня дежурный! Не забыл?
— Помню!
Кузин забрал свою порцию баланды и отдал ее Сойкину, а сам пошел за тряпкой.
Сойкин с наслаждением глядел, как Кузин подтирал пол, а затем демонстративно, на его глазах вылил баланду в унитаз и бросил миски в раковину.
— Дерьмо сбрасывают в глотку унитаза, а не в собственную!
Григорьев угрожающе осадил его.
— Они у вас очень похожи, мог вылить и в свою!
Сойкин злобно зыркнул на Григорьева, но не посмел лезть на него и пошел к шкафу с провизией, обедать сухим пайком.
Кузин прополоскал тряпку, выжал ее в унитаз, вымыл руки, бросил брезгливо тряпку в угол камеры и тоже пошел к шкафу, брать из «дачки» продукты, заметив по пути Григорьеву:
— Придется мне обедать по-человечески! В зоне, надеюсь, успею привыкнуть.
Раздатчик рявкнул в камеру:
— А где десятый?
Все посмотрели на Кобрика.
Тот смутился, но, вспомнив наставления Григорьева, взял свою миску и подошел к кормушке.
— Меня уже кормили внизу! — напомнил он.
Раздатчику это было до лампочки.
— Меня это не колышет! — нагло заявил он Кобрику. — У меня разнарядка на десять человек. Что, по-твоему, я должен твою порцию сам есть? Мне эта баланда и даром не нужна.
Григорьев выручил Кобрика.
— Сергей Сергеевич! — позвал он Кузина. — Можете начать привыкание с сегодняшнего дня! Кобрик уступает вам свою порцию.
Кузин не очень обрадовался такой «милости», но, делать нечего, пришлось ему хлебать баланду, которая была не так уж и несъедобна.
8
В милиции у Хрусталева первым делом отобрали деньги.
А в заднем кармане брюк обнаружили пакетик героина, которого там отродясь не было.
— Кто не знает Павла Хрусталева! — насмешливо заметил полковник. — Торговец наркотиками, сутенер. Известный мерзавец и проходимец.
Хрусталев равнодушно ответил: