Убийство в морге [Ликвидатор. Убить Ликвидатора. Изолятор временного содержания. Убийство в морге]
Шрифт:
Поворов и так долго не мог уснуть. Он чувствовал, что начинает медленно сходить с ума.
«Еще пара таких дней, и я — конченый человек!» — думал он с ужасом.
Только стал засыпать, как получил сильный удар, который пришелся прямо по щиколотке. Боль вызвала крик ужаса.
Поворов отодвинул свой «вертолет» от двери, давая войти Баранову. Явный запах алкоголя оставил его равнодушным. Сейчас его могло тронуть лишь освобождение, в крайнем случае, перевод из Москвы в тюрьму, подвластную влиянию его родной матушки.
Баранов,
Хрусталев, разбуженный криком Поворова, спросонья прошептал:
— Козлы!
И не смог заснуть. Поворочался, поворочался. Чужая койка жгла бока.
Решил сходить к толчку отлить. Возле унитаза заметил Поворова, лежащего на топчане у двери, укрывшись с головой в одеяло.
И наглая усмешечка заиграла на лице Хрусталева. Он взобрался на унитаз «орлом», будто его ждали «большие дела», и исподтишка направил струю на Поворова. Достал только до его ног и обмочил ему одеяло.
Хрусталев вернулся на койку Григорьева и попытался вновь заснуть. Но в голову лезли дурацкие мысли:
«Может, действительно, краля меня подставила?..
Тогда несколько лет мне из лагеря не выбраться… Что делать? Жаль, конечно, что я Кобрику не доверился. Прав Григорьев: использовать как мула, в темную. Вряд ли его будут шмонать. Записочку отнесет, ничего и не догадываясь. Только бы завтра его вернули в камеру. Прописан-то он здесь. И выпускать должны из камеры, а не из лазарета. Шанс есть. Этот фраер никому не откажет. Стеснительный».
И Хрусталев, довольный найденным выходом, мгновенно заснул.
15
А Кобрик, прихода которого в камеру ждал Хрусталев, тоже заснул лишь под утро. И то только после того, как Ольга, обессиленная, уснула…
Через несколько часов его разбудила Ольга, уже умытая, причесанная и такая свежая, что Кобрику показалось, что все, что с ним произошло, было сном.
— Вставай, соня! — ее голос не таил в себе ни малейшей усталости. — Завтрак готов и стоит на тумбочке.
Кобрик встал и пошел к унитазу, но остановился в растерянности, ему стало неловко.
— Не стесняйся! — помогла ему справиться с замешательством Ольга. — Не знаю, как ты, а я тебя изучила за ночь и вдоль и поперек.
Кобрик перестал стесняться и, умывшись, сел за завтрак.
Разносолов не было. Обычная яичница из трех яиц с беконом и колбасой. Три куска белого хлеба с маслом и большая, уже знакомая кружка с крепким черным кофе.
Изголодавшийся после ночной работы Кобрик набросился на еду.
— А ты чего не ешь? — спросил он с набитым
— Фигуру берегу! — почему-то невесело ответила Ольга и отвернулась.
Она что-то тихо, почти неслышно, пела.
Кобрик не прислушивался, налегая на яичницу и хлеб с маслом.
Но когда он, насытившись, стал пить кофе, мотив показался ему знакомым.
— С чего ты запела: «А на кладбище все спокойненько, ни друзей, ни врагов не видать…»? Кофе хочешь?.
— Спасибо, не хочу!.. За тебя беспокоюсь, за кого еще мне бояться? Что-то готовится, а что, я не знаю!
— Против меня? — удивился Кобрик.
— Нет, не против тебя, но ты играешь там какую-то определенную роль!
— По своей воле? — не поверил Кобрик.
— Глупый! Кто же по своей воле играет в страшные игры? Такие игры смертью кончаются.
— Поэтому ты так печально и поешь о кладбище?
— А ты и о кладбище можешь рассказать что-нибудь веселенькое? Я вообще не понимаю, — продолжала Ольга, — что в тюрьме происходит?
— А что? — заинтересовался Кобрик.
— Ночью мальчики из «Большого дома» налет устроили на тюрьму, — тихо шепнула Ольга.
— Своего освобождали? — удивился Кобрик.
— Если бы. Авторитеты устроили в камере большой прием, пьянку с бабами.
— Не может быть! — ахнул Кобрик. — Кто-то очень круто заработал. Доллары!
— Главное, что там были и авторитеты с воли.
— Не может быть! — не поверил Кобрик. — Сами пришли в тюрьму?
— В гости к дружкам. Но заодно показать, что они думают о правоохранительных органах. Как о женском органе с панели! Даст за деньги любому.
— С ума сойти! — восхитился Кобрик. — Если бы не ты рассказала, не поверил бы ни за что.
— Теперь все трясутся и всех трясут! — дополнила Ольга.
Кобрик забеспокоился:
— Меня могут не выпустить?
— Выпускают только из камеры! — тихо сказала Ольга через силу. — Если хочешь сегодня после обеда уйти, скажи, что ты здоров, как только будет обход.
— И что? — не понял Кобрик.
— Тебя вернут в камеру, — терпеливо — объясняла Ольга. — И после обеда будут вынуждены отпустить.
— Вынуждены? — тревожился Кобрик. — Могут и не выпустить?
— Могут и не выпустить! — честно призналась Ольга. — Но я надеюсь на лучшее.
— Лучшее — враг хорошего! — попробовал пошутить Кобрик, но Ольга опять не улыбнулась. — Не получаются у меня сегодня шутки?
— Мне не до шуток! — честно призналась Ольга.
Кобрик притянул ее к себе и страстно поцеловал, но Ольга вырвалась.
— Любовь прошла? — обиделся Кобрик.
— У тебя сегодня свадьба! — напомнила Ольга. — А с минуты на минуту будет обход.
Кобрик задумался.
16
Утро в двести шестой камере началось обычно.