Убийство в морге [Ликвидатор. Убить Ликвидатора. Изолятор временного содержания. Убийство в морге]
Шрифт:
— Ерунда! — отмахнулся Великанов. — Самогон всегда гнали! Не верю я в сухой закон.
— Молодец, э! — поддержал Айрапетян. — Нигде в мире этот сухой закон не прижился. О нашей стране и говорить смешно.
— Не береди душу! — взмолился Великанов. — Баранов сначала надышал коньяком, теперь вы…
— В доме повешенного не говорят о веревке! — понял Кузин.
— Ты лучше расскажи, как ты погорел? Или тоже — секрет фирмы? — перевел разговор Великанов.
— Никакого секрета нет! — разговорился Кузин, поясняя окружению: — Как вы понимаете,
— Полушерстяные? — улыбнулся Великанов.
— По цене шерстяных! — поддержал шутку Кузин. — Так вот, этот директор был бабник — первый сорт! Между прочим, грузин! — обратился Кузин почему-то к Айрапетяну.
— Если бы ты сказал: «Между прочим, армянин», я бы обиделся. А «между прочим, грузин» говори сколько хочешь, — ответил Айрапетян.
— Ближе к телу! — подгонял Рудин.
— Понравилась директору фабрики одна молоденькая стерва, жена директора магазина, через который мы товар свой сбывали. Старик в ней души не чаял, из грязи поднял, обогрел, приласкал, влюбился по уши и женился. Все — для нее. Как сыр в масле каталась. Старик и на ее шашни смотрел сквозь пальцы. Как потом выяснилось, жить ему оставалось всего ничего…
— Смерть остужала кровь! — понял Айрапетян. — Я бы за шашни зарезал.
— Горячий человек! — рассмеялся Маленький.
— Не мешайте! — нетерпеливо прервал их Рудин. — Интересно!
И все замолчали, давая возможность Кузину продолжить повесть своей жизни.
— Этот грузин, бабник, сукин кот, — продолжил Кузин, — предложил этой красотке — а красива она была как богиня, что есть, то не отнимешь, — предложил он ей жить с ним, а старика бросить. Директор фабрики тоже был не первой свежести и знал, чем купить красотку. Деньги она любила как черт! А муж хоть ей ни в чем не отказывал, но на руки давал лишь на мелкие расходы. А на них не разгуляешься, не пошикуешь с мальчиками — мальчики нынче тоже дорого стоят. И сукин кот все это прекрасно знал, в одном котле мы все варились. И положил ей на голое пузо полмиллиона…
— Так мало? — презрительно протянул Айрапетян.
Кузин даже оторопел поначалу. Потом сообразил, что его неправильно поняли.
— Долларов, естественно! — пояснил он.
— Во, дают! — восхитился Сойкин. — Буржуи недорезанные.
— Не «недорезанные», Сойкин! — поправил его Айрапетян. — Новорожденные!
— Будет вам! — взмолился Рудин. — Дайте дорассказать.
— Вот это да! — отреагировал запоздало Великанов. — И что? Взяла?
— Этой стерве полмиллиона оказалось мало, — продолжил Кузин. — Забрала она все, что смогла, у старого мужа и переехала к сукиному сыну.
— И муж ее не убил? — ахнул Айрапетян.
— Старый муж пошел и всех сдал! — вздохнул Кузин. — Сам через месяц умер во внутренней тюрьме.
— А красотка? — поинтересовался Великанов.
— Осталась у разбитого корыта. Все конфисковали, — вздохнул Кузин.
— Суда-то не было! — не поверил Великанов. — Закона
— Наивняк! — опять вздохнул Кузин. — У нас все решается на небесах, а суд только печать ставит.
— А как же без решения суда… — восставал Великанов.
— Когда будет решение суда, то конфисковывать будет нечего! — заметил Рудин. Думаешь, мы одни быстро чистим квартиры? Родственники это делают еще быстрее. Они знают, где лежит ценное, а нам еще искать надо.
— Это точно! — согласился Айрапетян.
— На бабах все и горят! — вздохнул Рудин, думая о своем.
— Не хвастайся ворованным! — поддел его Айрапетян. — Больше нечем хвастать?
— Да ладно тебе! — обиделся Рудин.
Со стуком открылась кормушка, и родной голос надзирателя крикнул:
— Завтрак!
— Что сегодня? — ерничал Хрусталев. — Яичница с беконом?
— Можешь из своих соорудить! — мрачно осадил его вертухай. — Они тебе долго не понадобятся.
— Это еще как сказать! — не сдавался Хрусталев. — Сладеньких и в зоне много.
Вертухай промолчал, очевидно, считая ниже своего достоинства разговаривать с Хрусталевым. Невзлюбил он его.
Хрусталев первый получил порцию каши, черный хлеб и сахар для чая.
«Как в страшном сне! — подумал он, глядя на полученный паек. — Раньше и не подозревал, что это можно есть. А теперь даже аппетит вызывает».
И, сев за стол, умял все с молниеносной быстротой.
Великанов удержал Кузина от стремления встать в очередь за завтраком.
— Да ну ее, эту кашу! Я еще в детстве терпеть ее не мог! Никто не знает, когда нас дернут на суд. Побалуем желудок!
Кузин не возражал. И они стали сооружать себе бутерброды.
Дверь в камеру вновь отворилась. Появившийся в дверях Григорьев весело заявил сокамерникам:
— Кофе везут! Я — первый, за мной Великанов и Кузин.
— «Арабика» или «Колумбия»? — спросил Хрусталев, испытывавший жажду.
— «Ячменика» с «Желудюмбией»! — огрызнулся Григорьев недоброжелательно. — Фифти-фифти! Половина на половину! Устраивает?
— Ну, если так на так! Я за Кузиным…
Великанов помахал Григорьеву рукой, а Кузин крикнул:
— Григорьев, иди к нам! Как там карцер?
Григорьев подошел к приятелям.
— Врагу не пожелаю! Холодный, как могила.
— Сейчас согреешься бурдой, — посочувствовал Кузин, — а Великанов угостит тебя бутербродом с сырокопченой колбаской.
— У-у! — понял Григорьев. — Полная амнистия от жены?
Хрусталев, уже успевший сесть «орлом» на толчок, крикнул оттуда:
— На Руси всегда жалели юродивых да кандальников.
— Чего ворчишь? Запор, что ли? — лениво переругивался Великанов.
— В голове у него запор! — проворчал Григорьев.
Хрусталев услышал, как ни странно, а может, наобум крикнул:
— Поумнее некоторых!
Кузин презрительно посмотрел на Хрусталева.
— Мерзавец! Люди едят, а этот «орлом» взлетел.
— А у меня соль без запаха! — ответил весело Хрусталев.