Убийство в морге
Шрифт:
— Облагодетельствовал! — тихо упрекнул книжник.
— Неужто ей плохо? — удивился такой непонятливости Хрусталев. — Раскатывает на «мерседесе», трехкомнатная квартира — мечта профессора, дача — не халупа доцента, а зарабатывает в день — ассистент за год не получит.
— Она же о тебе знать ничего не знает? Откуда знаешь? По слухам? — спросил удивленно книжник.
— Из первых рук! Пришлось напомнить! Я тоже — не пацан! Поводок из рук не выпускаю! Держу крепко!
— Вырвут!
— Ни фига! —
— А ты все думаешь, что тебя случайно замели?
— Конечно, случайно! Не столкнись я с этой бабой, не разбей она свои куриные бейцы…
— Наивняк, кент! Куриные бейцы разбили, чтобы за твои уцепиться.
— Ну ты даешь!
— Послушай умного еврея, отвали!
— Кто же откажется от курицы, несущей золотые яйца?
— Смотри, как бы твои дверью не защемили!
— До мастер-кассеты и до негативов никому не достать. Никто их без меня не получит! Ясно?
— Как тут не понять! Никто — значит, никто!
Старый книжник ушел в стену.
— Так курнешь? — окликнул его Хрусталев.
— Я не курю! — раздалось из глубины стены.
— Вольному — воля, а спасенному — рай! — добавил Хрусталев…
…Он внезапно проснулся с таким жутким сердцебиением, какого у него не было никогда в жизни.
— Тьфу, черт! — прохрипел он сухими губами. — Приснится же такая чушь! Надо же! Ахинея какая!
Он подскочил к двери и забарабанил что было сил.
— Эй! Менты поганые! Пить дайте! Воды!
Дверь тотчас же открылась, как будто за ней стоял все время охранник и наблюдал за Хрусталевым.
— Чего орешь? — лениво поинтересовался он. — Будешь оскорблять наши славные органы, отлупим.
— Я тебя козлом не обзывал! Дай пить. Умираю.
— Нет уж! — все так же лениво проговорил охранник. — Ты нам показатели не порть, они у нас и так не на высоте.
— Тогда принеси напиться!
— Напиться — не топиться! Можно всегда успеть!
— Не тяни кота за хвост! Я пить хочу! — заорал Хрусталев.
И тут же получил удар по голове.
Охранник ударил его не костяшками, но и от этого удара у Хрусталева зазвенело в ушах, и он отлетел к нарам.
— Я тебя предупреждал: не орать! — спокойно заметил охранник. — У нас воду отключили, a из чайника — жирно будет, нам не хватит. Когда включат, не сказали, а чаи гонять — это святое дело. Понятно?
Хрусталев промолчал, а охранник закрыл дверь, бросив напоследок:
— За тобой машина вышла! Чаи распивать будешь в Бутырке!
Хрусталев, как только стихли шаги охранника за дверью, упрямо сжал кулаки и ударил ими со всей силы по нарам:
— Ты мне за все заплатишь, сука!
И кого он имел в виду,
Машина действительно вышла и пришла минут через десять после ухода охранника, потому что он вернулся очень быстро и заторопил Хрусталева:
— Живей собирайся!
— Что мне собираться? — прохрипел сухими губами Хрусталев. — Я весь тут!
— Тогда руки за спину и вперед! Шаг в сторону считаю побегом, стреляю без предупреждения!
— Офонарел? — не удержался Хрусталев, рискуя опять схлопотать по голове. — Я не заключенный, а задержанный!
— Я тебя предупредил! — усмехнулся конвоир.
После такого приема Бутырка показалась Хрусталеву санаторием.
Стриженный под «ноль», Хрусталев не пошел, а побежал в душевую и, смыв с себя остатки волос, стал жадно пить эту сомнительно чистую воду.
Пил и пил, пил и пил, пока за соседним душем задержанный не крикнул ему:
— Ты, фраер, мойся быстрее. Здесь никто никого не ждет. На каждую партию определенное время выделено. Не уложился — твоя печаль. Грязным пойдешь в камеру.
Тогда Хрусталев стал лихорадочно намыливать голову и тело одновременно: «Хоть раз успею!»
Один раз только и успел. Второй не дали. Выгнали вместе со всём и, с кем загнали.
В камеру Хрусталев вошел злым на весь мир. Даже не поздоровался.
Но на него никто и внимания не обратил. Все после обеда расслабились и пребывали в благодушном настроении, даже Сойкин.
Хрусталев постоял, постоял возле двери да подошел к Григорьеву.
— Подвинься, я сяду!
— А что сказать надо? — рассердился Григорьев, что его оторвали от чтения газеты. — Те волшебные слова: «разрешите, пожалуйста» или хотя бы «можно»?
Хрусталев быстро прикинул, что ему не совладать с этим крепышом, и сдался:
— Разреши присесть!
— Пожалуйста! — Григорьев подвинулся, освобождая место рядом с собой. — Замели все-таки?
— По двести шестой!
— Не может быть! Павла Хрусталева по двести шестой?
— Ты меня знаешь?
— Да кто же тебя не знает!
— Я тоже, когда вошел, сразу подумал: где-то я этого парня видел.
— Наркоту у тебя покупал! Наколол ты меня безбожно.
— Я не накалываю! — обиделся Хрусталев.
— Наколол! — настаивал Григорьев. — На процентном содержании.
— У меня своей лаборатории нет, — упорствовал Хрусталев. — Что покупаю, то и продаю.
— Что-то плохо верится!
— Твои трудности! Ты мне лучше скажи: когда здесь ужин?
Сойкин встрепенулся, услышав про ужин.
— Во дает! Только обед прошел, а он уже об ужине… Чем это тебя внизу кормили?
— Котлеты по-киевски и осетрина на вертеле! — сказал Хрусталев. — Но такие маленькие порции, что уже хочется ужинать.