Убийство в особняке Сен-Флорантен
Шрифт:
Усадьба папаши Лонжера — несколько деревенских строений, окруженных стойлами, садами и огородами, — располагалась в обсаженном липами тупичке. Сидевшая на каменной тумбе кумушка, окинув любопытствующим взором экипаж, подтвердила, что здесь, действительно, живет господин Лонжер. Расплатившись с кучером, упорно прятавшим лицо под надвинутой на самый нос шляпой, Николя, бросив взгляд на номер фиакра, увидел 34, число, соответствующее его возрасту, а за ним, на белом — согласно предписанию — фоне букву N, то есть заглавную букву имени, данного ему при крещении, и две большие буквы PP.
Обходя злобного желтого пса, который, натянув веревку, лаял и рвался к чужаку, он ступил на двор фермы. Из-под навеса вынырнул сутулый человек преклонного возраста, с грубыми чертами лица и задубевшей от постоянного пребывания на воздухе кожей. Венчик редких седых волос обрамлял лысый, в темных старческих пятнах череп. Одет крестьянин был в темную куртку с пуговицами из рога, серые суконные штаны до колен, вязаные чулки из небеленой шерсти и прочные башмаки на деревянной подошве, подбитой железными гвоздями. Опираясь обеими руками на суковатую палку, он молча взирал на визитера. Придав лицу равнодушное выражение, Николя спросил:
— Не подскажете ли, сударь, где живет господин Лонжер?
Субъект сплюнул в сторону.
— А какого Лонжера вам нужно — старого или молодого? Ежели старого, так вот он я, перед вами.
И он гневно топнул ногой по утоптанной земле двора.
— Похоже, черт его подери, вы снова по тому же делу! Ох, получается, что комиссар остался недоволен. Да это просто бедствие какое-то! Ладно, обещаю: сам буду проверять скотину, хотя, признаюсь честно, это не прибавит уважения к моим сединам…
Он швырнул камень в продолжавшую заливаться собаку:
— Замолчи, Сартин!
И исподлобья взглянул на Николя:
— Без обид. Тот тоже отличный сторожевой пес.
Расхохотавшись, крестьянин хлопнул себя по бедру.
Николя улыбнулся: он уже встречал попугая, носившего имя бывшего начальника парижской полиции. Зная, что истина зачастую скрывается среди беспорядочного потока слов, он решил притвориться, что понимает смысл адресованной ему речи.
— Конечно, в подобных обстоятельствах задача ваша оказалась не из легких, — сочувственно произнес он. — Но скажите, когда вы впервые узнали об этом?
— Да ничего я не узнал. Болтали много, вот полиция и явилась. А без нее мы бы поговорили наедине и, сами понимаете… Что игра идет честная, утверждать не стану, тут есть, кому хочется заграбастать побольше. Ну, мы даем паршивой овце время, а коли она упирается, гоним ее ко всем чертям.
— Давайте внесем ясность, — перебил его Николя. — Если я вас правильно понял, когда вы обнаруживаете в вашей корпорации нарушителя, вы стараетесь сами осуществлять правосудие?
— Точно так! Да вы, черт возьми, все на лету схватываете!
— А за кого вы меня принимаете?
— За полицейского, черт возьми! Вы ведь по поводу пивной дробины?
— Пивной дробины?
— Да, ее самой. В пивоварнях
— То что?
— Что? Не прикидывайтесь сахарным! Скотину раздувает, мясо ее портится, и покупатель остается в дураках. Вес и тот меняется: все на этом проигрывают, кроме мошенников!
Он затопал ногами от возмущения.
— Я, сударь, знаете ли, люблю свою скотину. Выкармливаю ее как собственных детей. Ну, да мы вроде справились. А вы разве не за этим сюда явились? Тогда чего вам надо?
— Успокойтесь, господин Лонжер, мой приезд не имеет никакого отношения к мошенническому использованию солодовой гущи. Начальник парижской полиции господин Ленуар поручил мне сообщить вашей почтенной корпорации об угрозе эпидемии антракса, свирепствующего в нескольких провинциях.
Николя отчаянно пытался найти зацепку, чтобы завести разговор о Маргарите Пендрон. Он многословно объяснил цель своего визита в Попенкур, рассказал о возможных последствиях эпидемии и напомнил об указе его величества о мерах по предотвращению распространения заразы. Вкрадчивым голосом и многозначительными интонациями он так запугал папашу Лонжера, что тот буквально обвис на своей палке и едва не потерял дар речи.
— Итак, — говорил Николя, — нужно безотлагательно, хотя и не трезвоня во все колокола, ибо, как вы догадываетесь, панику отнесут на ваш счет, сообщить всем, кто занимается разведением и откормом скота, о надвигающейся угрозе и предупредить о необходимости соблюдать надлежащие меры предосторожности.
Он напомнил, что король и его министры неустанно заботятся о благе своего народа, и в этом им помогают начальник полиции Парижа и парламент. Сказал, что распространение эпидемии антракса будет иметь тяжкие последствия для всего королевства. Он размахивал руками, подкрепляя слова жестами, и упорно смотрел в сторону стойла, словно хотел проверить, не прячут ли в нем зараженный скот. Не переставая говорить, он уверенным шагом шел к дому, потом резко менял направление, сворачивал то вправо, то влево и в конце концов окончательно заморочил хозяину голову.
— Соберите, созовите, призовите, объясните, — назидательным тоном изрекал Николя, обрушивая на голову крестьянина поток слов. — Уведомите всех членов вашей корпорации, от Попенкура до Иври, где так много молочных ферм, и от Венсенна до Шайо. Ведь вы же понимаете…
Внезапно сменив тему, он нанес удар:
— А как поживает папаша Пендрон?
Фермер в растерянности остановился, словно Николя сказал нечто совершенно неуместное.
— Папаша Пендрон? Бедняга скончался в прошлом году. Печальная история, сударь, очень печальная. Человек он был хороший, это точно. И не бездельник. Его даже трудно было уговорить раздавить бутылочку! И при этом отличный малый, и честный, и большой искусник в своем деле. Увы, дочь его убила, ну, не напрямую, конечно, а так. Но вы, я думаю, знаете эту историю?