Убийство в пансионате
Шрифт:
– Она была со мной. Мы поднялись сразу в номер и больше не выходили.
– Света не было в холле, только настольная лампа, - неожиданно не только для Василия Викторовича, но и для себя заговорила Алла Геннадьевна. Она отчетливо вспомнила полумрак холла, и свет за конторкой, что освещал лишь кусок дерева.
– Телевизор работал, негромко. Шла программа "Время". Но телевизор никто не смотрел. (Откуда я знаю?
– изумилась Алла Геннадьевна, ведь в холле было темно.)
– Но ведь в холле было темно, - сказал юноша.
– Не знаю, - медленно ответила Алла Геннадьевна.
– Но там не было никого.
– Пустой холл и взъерошенная женщина-администратор...
–
– Странным была закрытая дверь. Даже в институтском общежитии ее закрывали в одиннадцать вечера. Хотя... в нашей стране, в наше время...
– Что вы хотите этим сказать?
– Что, возможно, администратору просто страшно сидеть в холле одной при открытой двери, куда любой может войти. И вошел, - добавила Алла Геннадьевна, и голос ее дрогнул. И администратор долго, очень долго не шла на стук, вспомнила Алла Геннадьевна, но говорить об этом следователю не стала: там, на первом этаже, медицинские кабинеты. Может быть, администратор была в одном из них, и не одна.
– А дальше? На этаже?
– гордый, что сумел разговорить молчавшую чету, спрашивал Андрей Андреевич.
– Не знаю, - неуверенно сказала Алла Геннадьевна. Она сомневалась, может ли она не говорить следователю про долгий стук в дверь? Помогает она скрыться убийце или спасает от пересудов одинокую женщину?
– А в коридоре не помню. Кажется, в коридоре было тихо. И в номере. И вообще. Она вышла на балкон... Да, она сняла купальник с веревки. И Василий вышел на балкон, скормил австралийский сервелат псу. Требовал голоса, и тот гавкал. А в это время в метре от них... лежала...
– Алла Геннадьевна почувствовала дурноту, и, поднеся ладонь ко рту, побежала в ванную.
И Василий Викторович взял следователя за плечи и вытолкнул в коридор, и вышел следом, плотно прикрыв за собой дверь.
8. В коридоре разговаривать было несолидно, но настаивать на продолжении разговора в номере Андрей Андреевич не стал. У него не было никаких оснований подозревать эту, если уж не пожилую, то, во всяком случае, пожившую пару в преступлении. Сомнения шевельнулись в нем позже, когда пара отреагировала на его визит, как он считал, неадекватно, а начал он свой обход с них, как с главных свидетелей. Они жили в соседнем номере, имели общий балкон с убитой, а балконные двери в обоих номерах были незакрыты, и они должны были видеть многое, а слышать - все. Даже если их не было в пансионате в момент свершения преступления (проверить их алиби несложно), то и в таком случае они должны были видеть убитую. У нее в номере горел свет, и, если они выходили на балкон, разве могли они не посмотреть в открытую дверь соседнего номера? Это же элементарная человеческая реакция. А, посмотрев, не могли не увидеть, что Зотова лежит на полу. И никому не сообщили? Почему? Женщину его приход испугал. И расстроил. С какой бы стати ей так расстраиваться и переживать из-за чужой одинокой старухи? Надо уточнить, не была ли закрыта дверь номера Зотовой изнутри, когда горничная обнаружила ее тело. Если дверь была закрыта, войти в номер Зотовой могли только через балконную дверь, то есть через номер этой пары. У Андрея Андреевича опять шевельнулись подозрения: кто дал убийце ключ от номера Клиновых? Кто-то из них? персонал?
– Ваш номер был закрыт?
– строго спросил Андрей Андреевич.
– Да. Был закрыт, - теперь, когда они были вдвоем в коридоре, Клинов ответил вполне доброжелательно. Почему он не хотел, чтобы их разговор слышала его жена? Впрочем, это в интересах следствия: поговорить с каждым в отдельности.
– А ключ на вахте?
– уточнил Андрей Андреевич, зная от дежурной, что Клинов ключ не оставлял.
–
– Но ведь это нарушение. Зачем вы взяли ключ с собой? Вы уверены, что брали его?
Василий Викторович поморщился: да, уверен (У горничной есть другие ключи, и зачем оставлять ключ, когда номер за десять дней никто не убирал ни разу? Пыль протирает жена, и его во двор каждый вечер с ковриком гоняет. А вчера днем, уходя, он положил ключ от номера в карман куртки машинально, как клал ключи от своей квартиры), но, не желая поддерживать разговор, промолчал.
– А вы не заметили, что в ваш номер заходили в ваше отсутствие?
– Нет. Не заметил, - стараясь говорить любезно, ответил Василий Викторович, но в голосе его сквозили и досада, и желание скорее окончить неприятный для него (почему?) разговор.
– Мы еще будем здесь.
– Я вас прошу остаться, пока...
– начал Андрей Андреевич, но Клинов ответил, не дослушав:
– Да-да. Вряд ли я смогу перекомпостировать билеты, так что несколько дней мы здесь еще будем. Заходи. Но я все сказал. Мы вернулись после ужина, и все было тихо. Жена спит чутко, она бы проснулась.
Андрей Андреевич хотел возразить Клинову: его жена явно что-то слышала или видела, или предполагает, но Василий Викторович уже был в номере.
9. Тут открылся лифт, и медленно, глядя под ноги и опираясь на палки, вышли одна за другой две массивные старухи и, продолжая разговор и не глянув на Андрея Андреевича, словно он был привычной деталью интерьера, двинулись в глубь коридора. Пройдя пару метров, старухи остановились, заполнив собой проход, и продолжили беседу. Впрочем, говорила неумолчно одна, что была в шерстяном платье, цвета разбавленных чернил. Та, что покрупнее, в ярко-желтой кофте, лишь энергично потряхивала головой, одобряя слова собеседницы.
Ну, эти красавицы по ночному городу не бегают, они сидят на скамейке у входа и знают все и про всех.
Андрей Андреевич ушел в слух.
– И вот они сидят за столом, - говорила Зоя Петровна, - и дочь о своей квартире, и внучки о своих квартирах. А я слушала и говорю: "Ну вот, у каждой у вас квартира, только я одна у вас, как бичиха".
Белла Константиновна, сопереживая, энергично кивала головой.
Не о том говорили старухи, о чем должны были бы говорить, и Андрей Андреевич не стал тратить время на бесплодное слушание, шагнул к старухам, представился.
Старухи умолкли и смотрели на следователя, но не с почтением и жгучим интересом, как ожидал Андрей Андреевич, старухи смотрели с сердитым недовольством: он прервал их, такую интересную, беседу.
Андрей Андреевич достал удостоверение. Зоя Петровна взяла красную книжечку, повертела, почитала. Подняла глаза на следователя, и в ее взгляде появилась крупица почтения, такая малая, что человек, не столь наблюдательный, как Андрей Андреевич, пожалуй, не смог бы ее заметить.
Андрей Андреевич попросил разрешения зайти в номер, он хотел бы поговорить с ними конфиденциально. Слово "конфиденциально" Зое Петровне понравилось, и она величаво разрешила Андрею Андреевичу войти.
Номер был идентичен двум предыдущим: две кровати под полинялыми кусками материи, темно-серый от грязи тюль, клочья надорванных обоев. На табуретке стопка белья. На тумбочке - лекарства.
Бабки уселись по кроватям, Андрей Андреевич присел на табурет.
– Я хотел бы знать, не показалось ли вам что-нибудь подозрительным вчера вечером.
– Ну, вот, я говорила, - торжественно провозгласила Белла Константиновна, поднялась с кровати, прошла к окну, глянула в окно, развернулась к Зое Петровне.
– Я вам говорила.