Убийство в заброшенном поместье
Шрифт:
– А затем вы убили его.
МакАдамс надавил на него, пребывая на начальной стадии отчаяния. Руперт покачал головой.
– Для убийства нужен мотив, а у меня его попросту нет.
– Прошу прощения?
– Не только Сид знал о моей двойной жизни. – Лицо Руперта слегка скривилось, и от этого он стал казаться старше, не таким ухоженным. – Не далее как год назад мы с Эмери отправились в наш привычный отель в Ньюкасле. Я не знал, что там остановился и мой сын. Он рассказал моим дочерям, и они почувствовали себя преданными.
МакАдамс отметил, что он не называл своих детей по именам, а ведь МакАдамс был знаком с Руби и,
– Они прекратили общаться с вами?
– В некотором роде.
Руперт обреченно вздохнул, но с многострадальной улыбкой к нему возвращалось и его прежнее настроение.
– Однако мой младший сын живет в городе, и он задался целью отвадить от меня клиентов. Я потерял около половины. Но сохранил больше, чем ожидал. Тихому мужчине в хорошем твидовом костюме и дорогих ботинках предоставляют куда большую свободу действий, чем вы могли ожидать. Особенно если окружать свои отношения завесой тайны.
МакАдамс вознес благодарности за свое непроницаемое лицо. Руперт, хитрый старый юрист, разыграл свою партию просто великолепно.
– Мне больше не нужно оберегать свой секрет, – подтвердил Руперт.
МакАдамс выключил диктофон, понимая, что дело ускользает из его рук.
Глава 15
Сигареты. МакАдамс припрятал пачку в машине на экстренный случай.
Он прихватил ее, когда вышел из участка, и теперь направлялся в Робби-парк под моросящим дождем. Дойдя до пруда с уточками, он вытащил сигарету, прикурил и глубоко затянулся. Воздух, тишина и место, где можно было спокойно подумать, – вот в чем он нуждался. Однако его уединению собирались помешать. И вовсе не тот человек, которому он был бы рад. От крытой сцены, сияя синим зонтом и всем своим видом, к нему приближался Джарвис Флит.
– Добрый день, чудесное время для прогулки.
В его приветствии не было и намека на иронию, хотя МакАдамс без шляпы промок насквозь и яростно затягивался сигаретой.
– Думал, вы поехали куда-то с Корой.
Флит ответил, указывая рукой в туманную даль перед ними:
– Да, мы были на Лонгсайд. Посещали могилу ее отца. Сегодня годовщина.
МакАдамс почувствовал укол совести и затушил сигарету.
– Слышал, вы хорошо его знали.
Флит подошел поближе, предложив встать под зонт.
– Очень хорошо. С первых дней моей службы. Я был многим ему обязан.
– Кора рассказывает нам о его добродетелях, – сказал Макадамс.
Прозвучало это уныло, но было абсолютной правдой; она боготворила этого человека. Однако Флит не упрекнул его.
– Мы не злословим, когда признаем человеческие слабости, и потом оплакиваем человека, несмотря на его недостатки.
МакАдамс согласился с этим утверждением так искренне, что Джарвис Флит даже повернулся к нему.
Он мысленно вернулся в прошлое; старина Алекс Клэпхем всегда казался ему неестественной версией самого себя, персонажем настольной игры, «давай, вперед, бей этих обезьянок» [30] и прочая чушь. Он был тем человеком, который постоянно называл всех полицейских «подснежниками» [31] . За исключением, разумеется, своей дочери.
30
Обезьяны –
31
Подснежники – британское сленговое обозначение военной полиции армии США времен Второй мировой войны (возникшее благодаря белым шлемам, которые носили эти полицейские). – Прим. пер.
– Вы не были друзьями? – спросил МакАдамс.
– Ошибаетесь. Я очень тепло к нему относился. – Флит пригладил усы. – Приехал на похороны.
– Кора говорила об этом. Сказала, вы оказали неоценимую помощь при разборе его бумаг.
Слабая улыбка исказила строгое лицо Флита, и даже усы его задергались.
– Странно, что у вас репутация неразговорчивого человека. Да, я приехал помочь в минуту горя, когда страдания Коры были столь велики, что она ценила любое личное участие. – Флит помолчал и затем спросил:
– Вам не нравился командор?
Таким образом МакАдамса наказывали, и он это заслужил. Его вся эта ситуация задевала, но по большей части оттого, что Кора не верила в него, а не потому что она отдавала предпочтение Флиту. Энни говорила ему, что не подобает так себя вести, и сейчас он бы с ней согласился.
– Честно? Не нравился. А вам он почему нравился? – спросил он.
Флит встал поближе, и зонт на мгновение укрыл их от дождя полностью.
– У нас были одинаковые взгляды на жизнь, – сказал он. – Мы вместе служили в Афганистане. Можно сказать, нас связывало взаимное восхищение военными механизмами.
– Полагаю, вы в таком случае были в его Военном Зале.
Военный Зал. Каждый в радиусе ста миль получил приглашение посетить музей командора Королевской авиации и посмотреть его медали, покуда тот был жив.
– Склонен верить, что там побывали все, – сказал Флит, и на мгновение МакАдамс почти ощутил намек на вполне приятный юмор.
– Мы могли бы прогуляться и поговорить, – предложил МакАдамс, махнув рукой в направлении города. – Допрос Селькирка прошел не вполне гладко. Мы ничего не можем ему предъявить или уличить в незаконных действиях.
– Да, понимаю ваше разочарование. Адвокаты – это нечто особенное.
– И дело вовсе не в уликах, – признался МакАдамс. – Я все бьюсь в поисках мотива. Я полагал, что Руперта шантажировали из-за его личной жизни, но с год назад все открылось, и Сид уже не мог этим козырять.
– Можно подробнее?
– Все легко проверить. Мы можем поговорить с его сыном или бывшими клиентами для подтверждения слов Селькирка. Очевидно, он потерял некоторых клиентов. Алиби Эмери и Руперта строятся лишь на основании их собственных слов, но и это можно проверить, так как они признались, что вместе находились в отеле в Акстоне.
– Вот как, – сказал Флит. МакАдамс вздохнул.
– Между тем Грин подозревает, что мотив есть у Лотте и у Оливии, а тут еще и его первая жена Элси, которую внезапно стало трудно обнаружить. Но вчера вечером в коттедж ломились точно не они.
– Вы уверены?
– Обычно я могу отличить женщину от мужчины, – раздраженно ответил МакАдамс. – Тот взломщик был высоким, худощавым, но крепкого телосложения, и его руки были достаточно сильными для того, чтобы согнуть металлическую створку.