Убийство. Кто убил Нанну Бирк-Ларсен?

Хьюсон Дэвид

Пернилле приблизилась, едва передвигая ноги, ее глаза расширились.

Женщина-полицейский ни на миг не отводила от нее взгляда, фиксировала каждый жест, каждый вдох, каждое движение.

Бирк-Ларсен стянул с головы черную шапку, смутившись, что забыл сделать это раньше. Посмотрел на бескровное израненное лицо на столе, на грязные волосы, на безжизненно-серые глаза.

В его памяти возникли картины, звуки, прикосновения, слова. Крик младенца, напрасная ссора, жаркий день на пляже, прогулка на санках морозным зимним

утром. Маленькая Нанна в коробе ярко-красного велосипеда «Христиания» с логотипом «Перевозки Бирк-Ларсена» на боку, который починил и покрасил Вагн Скербек. Вот Нанна постарше, лет шестнадцати, вновь забирается в короб велосипеда и смеется над тем, как ей стало там тесно.

Далекие мгновения, которые никогда не повторятся, невысказанные обещания, которые никогда не исполнятся. Все эти мелочи, которые когда-то казались такими будничными и неприметными, теперь кричали: «Смотри! Ты никогда не замечал. И вот теперь меня нет».

Теперь меня нет.

Пернилле повернулась, пошла обратно в приемный покой — походкой старухи, сломленной и больной.

— Это Нанна? — спросила женщина-коп.

Он уставился на нее. Глупый вопрос, а она не казалась глупой.

«Нет, — хотел сказать Бирк-Ларсен, — это была Нанна».

Вместо этого он только молча кивнул.

Потом они вчетвером сидели за столом, лицом к лицу. Выясняли факты.

Бирк-Ларсен, его жена и двое их сыновей уехали на побережье в пятницу, вернулись в воскресенье вечером. Предполагалось, что Нанна проведет это время у подруги.

— В каком она была настроении? — спросила Лунд.

— Довольная, — сказал Бирк-Ларсен. — Она была в костюме.

— Каком?

— Ведьмы.

Мать сидела рядом с ними и не слушала, уйдя в себя. Потом вдруг посмотрела на Лунд и спросила:

— Что произошло?

Лунд промолчала. Майер тоже.

— Кто-нибудь скажет мне, что произошло?

В холодной пустой комнате ее пронзительный голос бился между голых белых стен.

Майер прикурил сигарету.

— Машину столкнули в воду, — сказал он.

— Она интересовалась политикой? — спросила Лунд.

Бирк-Ларсен потряс головой.

— А кто-нибудь из ее знакомых?

— Нет.

— Может, какие-то знакомые в мэрии? — предположил Майер.

Когда ответа не последовало, он нахмурился, встал и отошел в сторону, чтобы позвонить.

— У нее был парень?

— В последнее время никого.

— Как она умерла? — спросила Пернилле.

— Мы пока не знаем.

— Она страдала?

Лунд, помедлив, сказала:

— Мы не уверены в том, что именно случилось. Мы пытаемся понять. Так вы не разговаривали с ней после пятницы? Она не звонила? Ничего не припоминаете? Что-нибудь необычное?

Сощуренные глаза, горькая складка в углах губ, сарказм в голосе Бирк-Ларсена.

— Необычное?

— Ну да,

это может быть что угодно, какая-нибудь мелочь.

— Я рассердилась на нее, — сказала Пернилле. — Это считается необычным? Она слишком шумела, носилась с братьями по дому. Я прикрикнула, чтобы она успокоилась. — Она следила за реакцией Лунд. — Я занималась счетами, была занята… — Бирк-Ларсен обхватил ее могучей рукой за плечи. — А она просто хотела поиграть с ними. Просто…

Снова слезы. Пернилле содрогалась в объятиях мужа.

— Просто что?

— Просто хотела поиграть.

— Мы договоримся, чтобы вас отвезли домой, — сказала Лунд. — Нам нужно опечатать комнату Нанны. Очень важно, чтобы туда никто не входил.

Лунд и Майер проводили Бирк-Ларсенов к выходу, где их ждали сотрудники полиции и машина.

— Если вспомните что-нибудь… — произнесла Лунд и дала Бирк-Ларсену свою визитку.

Тот посмотрел на карточку и спросил:

— Что вы уже знаете?

— Слишком рано говорить о чем-то наверняка.

— Но вы найдете его?

— Мы сделаем все возможное.

Бирк-Ларсен не сдвинулся с места. На его лице обозначились резкие складки. Он медленно, со значением повторил:

— Вы найдете его?

— Да, — отчеканил Майер. — Найдем.

Отец Нанны задержал на нем тяжелый взгляд, мрачно кивнул, потом сел в машину.

Лунд проводила их взглядом:

— Они только что потеряли дочь. Как можно на них кричать?

— Я не кричал.

— Прозвучало именно так.

— Кричат вот так! — проорал Майер — так громко, что в одну из дверей сунул голову встревоженный патологоанатом. Уже более спокойным тоном Майер добавил: — Я не кричал. — Пытливо глядя ей прямо в глаза, произнес: — Он ненавидит нас, Лунд. Вы и сами заметили.

— Мы полицейские. Нас многие ненавидят.

— Нашел же время это показывать.

Половина третьего утра. Хартманн был там, когда они добрались до ратуши. Риэ Скоугор, энергичная интересная женщина, которую они видели в гимназии, расположилась слева от него. Нескладный и импульсивный руководитель предвыборного штаба Мортен Вебер сидел с другой стороны.

— Спасибо, что пришли, — сказала Лунд.

— Мы не приходили, — ответил Хартманн, — просто дождались вас. Скоро выборы. Мы работаем допоздна. Вы нашли девушку?

— Да. — Майер не отрывал взгляда от политика в синей рубашке и темно-синих брюках. — Она была в одной из ваших машин.

Лунд выписала на лист бумаги регистрационный номер машины, положила лист на середину стола.

— Мы хотим знать, кто пользовался ею последним.

Хартманн замер в своем кожаном кресле:

— Это наша машина?

Майер подтолкнул листок к нему поближе:

— Именно так мы и сказали. Можно теперь приступить к делу?

— Я проверю, — сказал Вебер, — но на это уйдет время.