Убийство. Кто убил Нанну Бирк-Ларсен?
Шрифт:
Янсен оглядывал комнату.
— Она боролась здесь за свою жизнь, Брикс. Это было…
Бюлов застыл с открытым ртом. Брикс уже доставал телефон.
— Дежурного, — сказал он.
На посту частного крыла больницы находилась одна-единственная медсестра.
— Вы член семьи или друг? — спросила она, когда он сообщил, что желает видеть Поуля Бремера.
— Ни то ни другое.
— Тогда ничем не могу помочь, извините.
— Скажите ему, что пришел Хартманн.
— Ему нужен покой.
Хартманн молча поставил локти на стойку поста.
Она зашла в одну из палат. Через некоторое время оттуда вышло четыре человека, среди которых Хартманн узнал жену и сестру Бремера. Обе плакали. Они быстро прошли по коридору мимо него и свернули в комнату ожидания.
Вернулась медсестра:
— Я прошу вас не волновать его. Если он почувствует себя плохо, вы должны сразу вызвать нас, у кровати есть кнопка. Мы только что перевели его в эту палату, и еще не вся аппаратура подключена.
— Конечно, — покивал Хартманн. — Как он вообще?
Она не сказала на это ни слова, молча отвела его в палату и ушла.
Над кроватью висела лампа. Бремер лежал на белой больничной простыне, в белой пижаме. В ноздрях прозрачные трубки носового катетера с кислородом, очков нет, подбородок не брит. В таком виде он казался моложе. Эта маленькая пустая комната будто сняла с него все заботы внешнего мира, сняла то бремя, которое лежало на Поуле Бремере каждый миг его рабочего дня.
Мэр Копенгагена поднял на него глаза, прищурился и издал слабый смешок.
— Во вторник я бы с легкостью победил тебя, Троэльс, — сказал он едва слышно. — Ты сам это знаешь.
Хартманн стоял рядом с капельницей, сунув руки в карманы.
— Может, еще победите.
— Нда…
— Послушайте, Поуль, может, вам лучше сейчас говорить с докторами. Или с семьей. Но не со мной.
— Ты мой наследник, — сказал Бремер, хмурясь. — Так что потрудись выслушать.
Возле кровати стоял табурет. Хартманн подтянул его поближе к изголовью и сел.
— Ради бога, Троэльс, не делай такого скорбного лица. Меня тошнит от твоего вида. — Снова слабый смех. — Если бы я был на твоем месте, тридцать лет назад, я бы подкрутил что надо на этой чертовой капельнице и отправил меня в ад. А корону бы забрал себе.
— Не верю ни одному слову, — сказал Хартманн и неожиданно для себя понял, что улыбается.
— Верно, — согласился Бремер. — Тогда я любил пламенные речи и угрозы, я был таким, как ты сейчас. Тоже идеалист и душа нараспашку. Потом ты получаешь то, к чему так стремился. И понимаешь… — Лицо Бремера исказила гримаса отвращения. — Понимаешь, что у тебя в руках кусок дерьма и что ты не в силах ничего изменить.
— Вам надо отдыхать.
— Отдыхать? — Его голос стал чуть громче. — Как можно отдыхать? Как можно
— Поуль…
Глаза старика затуманились, он дышал часто и сипло. Его пальцы сжали руку Хартманна. Это было слабое и дрожащее прикосновение тяжело больного человека.
Запищал и замигал монитор над кроватью.
— Ты думаешь, ты не такой, как я, — прохрипел Бремер. — Может, ты и правда другой. Теперь все не так, как было. Я многого уже не понимаю. — Он закашлялся, поморщился от боли.
— Поуль? Что вы хотели мне сказать?
Бремер повел глазами, пытаясь сфокусировать взгляд:
— Я знаю, кто тебя защищал.
Быстрыми шагами в палату вошла медсестра, взглянула на монитор и сказала:
— Я вынуждена просить вас выйти.
Хартманн поднялся, но слабая рука Бремера все еще цеплялась за него.
— Я думал, это Риэ, но это была не она.
Старик хватал ртом воздух в очередном приступе боли. Медсестра пощупала его лоб, снова всмотрелась в монитор.
— Я послал кое-что тебе в штаб. Решай сам…
Сестра вызвала реаниматологов. В коридоре раздался топот бегущих людей.
— Вы должны уйти, — сказала она твердо, указывая на дверь.
Однако Бремер по-прежнему держал Хартманна за руку, по-прежнему на него был направлен властный взгляд серых глаз.
— Сделай правильный выбор, Троэльс. Тебе придется жить с этим, никому другому.
Вдруг по его щекам потекли слезы, черты исказил ужас.
— Думаешь, ты капитан этого корабля, — шептал Поуль Бремер сквозь боль и смертный страх. — Но на самом деле… это он правит нами всеми. — Тонкий дрожащий голос, разжимающиеся бессильно пальцы. — Троэльс…
Вокруг него забегали люди в белом, оттолкнули Хартманна, чтобы не мешал. Монитор сходил с ума. Врачи и сестры озабоченно переговаривались.
Серые глаза залил бесконечный страх, потом они сомкнулись, и Хартманна вывели из палаты.
Как во сне он вышел в больничный коридор. Из задумчивости его вывели крики — кто-то устраивал скандал.
— Но он мой старый друг! Он просил…
Троэльс Хартманн дошел до поста. Дальше Эрика Салина не пропустили. Лысый репортер тут же набросился на него:
— Хартманн! Что сказал Бремер? А? Ну же, Троэльс…
Он смотрел на человека в черном пальто, пропахшего табаком и тревогой.
— Бремер рассказал вам о том доказательстве? Он бы не стал вас звать просто так. У него оно было. Он сам мне сказал.
Хартманн остановился:
— Что вам надо?
— Бремер говорил мне, что у него что-то есть, — повторил Салин. — Итак? — Салин понимал, что проиграл, и продолжал только от отчаяния. — Что это?
Он не знает, догадался Троэльс Хартманн. Не знает, как и я.