Убийство. Кто убил Нанну Бирк-Ларсен?
Шрифт:
— Случайно ехал мимо магазина, а они выставили эту штуку на улицу, вот я и подумал…
Бирк-Ларсен заглянул под брезент, ощупал будку.
— Небось стоит целое состояние.
— Мальчики обрадуются.
Вагн улыбался. Он был не похож на себя обычного — черный пиджак и белая рубашка сделали его более взрослым, более серьезным, что ли.
— Я всегда хотел, чтобы у меня был щенок. — Улыбка на его лице казалась какой-то странной. — Но мы обычно не получаем того, чего хотим.
— Господи, о чем ты? У нас
— Я заказал вам щенка. Из Польши!
Бирк-Ларсен в голубом фартуке поверх его лучшей рубашки сердито хмурился:
— Ты заказал щенка из Польши?
— Да. Ты разве не помнишь, что я могу достать все, что угодно, Тайс? Я знаю одного парня, который привозит их…
— Вагн…
— Только не злись. Собака просто класс. Породистая и все такое. Сюрприз что надо.
— Большой сюрприз, — проворчал Бирк-Ларсен. Он осмотрел гараж. — Ну и где она?
— Сегодня вечером можно забрать. Съездим вдвоем, сразу после ужина. — Он показал на собачью будку. — А это пусть постоит под брезентом, пока нет собаки, ладно?
Бирк-Ларсен только покачал головой. Ему показалось, что он слышит какое-то царапанье и шорох. Пора снова разложить крысиный яд, подумал он.
— Это все равно что еще одного ребенка завести.
— Дети — это чудо, — сказал Скербек. — Дети — это все. Мне нужно подписать открытку для Антона.
— А потом они вырастают. Ну ладно, мне надо с мясом закончить. — Он глянул в сторону конторы. — Фу ты, черт, забыл перевести звонки наверх.
— Сегодня же праздник, Тайс.
— Работа есть работа.
— Ладно, я переключу, — сказал Скербек. Он занес ручку над ярко-желтой открыткой. — Только допишу. А ты иди к ребятам.
Бирк-Ларсен ушел, и Скербек стал писать поздравление для Антона. Из конторы донеслось знакомое приветствие автоответчика:
— Вы позвонили в компанию по перевозкам Бирк-Ларсена. Пожалуйста, оставьте сообщение.
Гудок.
— Добрый вечер, — раздраженно произнес мужской голос. — Это Хенрик Поульсен из «Канцтоваров».
Скербек оторвался от открытки, убедился, что он один в гараже, и быстро вошел в контору.
— Вы звонили насчет нашего заказа в первые выходные ноября, — продолжал голос. — Честно говоря, мы были сильно разочарованы. Заявку мы сделали заранее, подготовились, а в последний момент от вас позвонил человек и все отменил. У нас возникли большие сложности. Если вам нужна дополнительная информация, можете позвонить мне домой. Номер…
Скербек дождался конца сообщения, потом вынул из аппарата кассету с пленкой, сунул в карман пиджака. После чего не забыл переключить звонки на квартиру.
Риэ Скоугор показывала ему результаты последнего опроса. Она снова была бодрой и оживленной. Все шло так, как и предсказывал Вебер: в гонке их было только двое, и вел Хартманн. Болезнь Бремера вызвала сочувствие, но не
— Я поговорила с одним знакомым из полиции, — добавила Скоугор. — Там что-то происходит, но к нам не имеет отношения.
Хартманн достал графин с бренди, налил себе в бокал, молча отпил.
— Паниковать совершенно нет оснований. Все, о чем тут распинался Эрик Салин, — это полная ерунда. Всего лишь…
Он смотрел на нее долгим взглядом.
— Пустая болтовня… — добавила она почти шепотом. — Может, поговорим наедине, Троэльс?
Вебер поднялся, чтобы уйти.
— Мортен останется, — сказал Хартманн.
Бренди было старым и дорогим. Горло опалило огнем, в голову ударил жар.
— Мне жаль, — сказала она, — если ты считаешь, будто я в чем-то подвела тебя.
Хартманн глотал крепкую золотистую жидкость и вспоминал тот черный вечер на Сторе-Конгенсгаде. Он чувствовал тогда примерно то же самое, что и сейчас, — как будто ничто в его жизни не имеет значения. Как будто его кубарем несет навстречу его судьбе и он ничего не может поделать.
— Я дам тебе шанс, Риэ. Или скажи мне правду о пленке и о квартире — и мы пойдем в полицию. Или будь готова в одиночку отвечать за последствия.
Скоугор недоуменно смотрела на него. Мортен Вебер ерзал на стуле. Он попробовал вмешаться:
— Что за?..
Но Скоугор оборвала его:
— Я сама разберусь. О чем ты говоришь, Троэльс?
— Только не лги мне больше. Я все знаю. В тот вечер ты отправилась меня искать. Приехала на Сторе-Конгенсгаде. Зайдя в квартиру, ты поняла, что случилось что-то плохое. В следующий понедельник, когда к нам заявилась полиция, ты подумала, что не следует пускать туда никого неделю-другую, пока все не утрясется.
Она засмеялась:
— Ты еще больший выдумщик, чем эта Лунд. Я была на конференции.
— Но не раньше десяти.
— Если это очередная сплетня от Бремера…
— Тебе кто-то из парламента посоветовал так поступить? Твой отец? Это он приказал тебе замести следы, чтобы никто не помешал его марионетке карабкаться вверх?
Риэ Скоугор не могла вымолвить ни слова.
— Или ты сама решилась на такое ради своей карьеры?
Яркие глаза наполнились слезами.
— Как ты мог такое подумать?
— В твоем контракте есть пункт о недопустимом поведении. Поезжай домой и изучи его. Я больше не хочу тебя здесь видеть — ни в этом кабинете, ни где-либо еще. Все понятно?
Он встал и отошел к окну, забрав с собой бокал с бренди. Там, в отблесках голубого неона, спиной к ней он сделал глоток.
Она робко пошла за ним.
— Если бы я решила, что это ты убил ту девушку…
Хартманн не обернулся.
— Неужели ты думаешь, что я осталась бы с тобой? Все, что я делала, было ради нас…