Убойная марка (Роковые марки)
Шрифт:
Гражинка, слава богу, пропустила мою шпильку мимо ушей, продолжая исповедь с ещё большим отчаянием:
— И сюда тоже якобы за мной приехал. Ну ладно, в Дрезден — вслед за мной, но сюда?.. Мне неизвестно, знал ли он Веронику, но слышал о ней наверняка. Болеславец ему знаком. Откуда? Родился здесь или часто приезжал? Опять полнейшая неизвестность., — А где он родился?
— Понятия не имею. Он не желает об этом говорить.
— Может, в бывшем Советском Союзе? Теперь стыдно в этом признаваться, вот и не говорит.
— Ничего подобного! У него были родители, я видела их свадебную фотографию. Похож на отца как две капли воды. Вылитый папочка.
Чем Патрик занимается — я не знаю. Посредник, менеджер, бизнесмен? Хоть бы намёк какой.
А когда о работе ни слова — мне все представляется подозрительным. Он ни о чем, что касается лично его, не желает говорить.
— А о чем желает?
— Обо мне. О нас. Причём обо мне все-все, потому что, видите ли, любит меня.
— Специальность какая-нибудь у него есть?
Хоть это-то тебе известно?
— Есть. Он специалист в области металловедения, как-то говорил об этом. И это правда, несколько раз убеждалась, что в железках он разбирается отлично.
— Стукнет по старой подкове и сразу выдаст, из чего она и когда сделана?
— Да, что-то в этом роде. И скорее технарь, а вот эрудицией не блещет. Ну, Шекспира или ещё кого из великих иногда цитирует наизусть, а вот о Мильтоне и не слыхивал. Опять же каждую химеру на соборе Парижской Богоматери назовёт и расскажет о ней целую историю, в джазе разбирается, зато Баха от Вагнера не отличит.
— Я тоже, — напомнила я девушке.
— Немузыкальная я, для меня вся их музыка — просто шум, а уж Вагнера я просто не выношу.
— О Сартре знает лишь то, что тот ходил в чёрном свитере…
— Уже неплохо.
— ..А Уортона считает биологом, открывшим потрясающий факт, что у голубки тёплая гузка.
— Тонкое наблюдение! — похвалила я.
— В живописи путает импрессионистов с абстракционистами. Пикассо для него величайший бабник столетия, Дали знаменит лишь своими усами, да и то он не уверен, усы на лице художника или на его картинах. Считает, что любая хорошая забегаловка выше самого знаменитого музея в мире.
— Не он один такой.
— И вообще для него духовные ценности не существуют, в людях он уважает лишь силу.
В наше время выживает сильный, слабый гибнет — это, считает он, в порядке вещей. А вообще — в этой жизни превыше всего материальное благосостояние.
Не слишком ли многого требует она от своего, поклонника? Он её любит, а это главное. На кой ей вся эта культура, тем более что эрудиция его какая-то.., в клеточку, а это даже интересно.
Гражинка легко может восполнить недостатки его образования. Нет, причина кроется в чем-то другом.
— Ну, с интеллектом все понятно, — попыталась перевести разговор в иное русло.
Но Гражина меня словно
Мне надоело выслушивать её бесчисленные претензии к любимому мужчине, и я бесцеремонно прервала девушку:
— Слушай, кончай со своими духовными запросами, давай вернёмся на грешную землю.
Остановленная на всем скаку где-то в середине Пруста, Гражина не сразу поняла, о чем я говорю. Пришлось растолковать.
— Я тебя спрашиваю насчёт постели, — задала я вопрос со свойственной мне прямотой. — Знаешь такой предмет меблировки, как кровать?
— О, в постели он великолепен!
И, сконфузившись, сразу замкнулась. Она никогда не придавала большого значения сексу, была в этом отношении законченной пуританкой и не любила разговоров на подобные темы. А вот тут не сдержалась. Однако слово не воробей…
— Ну что ж, из того, что ты мне рассказала, я заметила в нем больше достоинств, чем недостатков, — попыталась я успокоить её. — Любит тебя, и ты относишься к нему с нежностью. А теперь перейдём к делу. Я же ясно вижу, тебя что-то мучает. Что общего у твоего Патрика с Вероникой, преступлением и пропавшими монетами? Что-то общее точно есть. Скажи мне в конце концов, что ты знаешь.
И Гражинка, тяжело вздохнув, заговорила:
— Ладно уж, скажу, что знаю. Он уже давно спрашивал меня, что мне нужно от Вероники, зачем я к ней хожу. Возможно, я сама ему об этом сказала, точно не помню. В прошлый раз, когда я возвращалась из Дрездена, он здесь ожидал меня, но жил не в гостинице.
— А где?
— Сказал, у знакомых. Не знаю, у каких знакомых.
— А в Варшаве он где живёт?
— В своей квартире. Полторы комнаты с кухней, на Окенче. Но его визитная карточка на дверях не приколота.
— Визитная карточка ещё ни о чем не говорит, я могу прицепить хоть с Гретой Гарбо, для меня это не имеет значения.
— А для меня имеет! — гневно возразила Гражина. — Для меня визитка — символ какой-то стабилизации, место человека на земле, место, добытое честным путём, когда нет необходимости ничего скрывать. Когда скрывают, это.., это подозрительно.
Что ж, может, она в чем-то и права, хотя и не совсем. Ведь по-разному бывает в жизни. А вдруг и меня разыскивает какой-нибудь нахал именно таким вот способом, просматривая все визитные карточки…