Убойная сила (Кровник - 2)

Пучков Лев Николаевич

— Эй, эй, ну-ка, пересядь! — Горбоносый парниша, отложив наконец журнал, невежливо потыкал в мою сторону пальцем. — Этот столик для особых гостей.

— Да ну на фуй — ну кто к вам в такую рань припрется! — миролюбиво разулыбался я, придурковато подмигивая парнише и похлопывая ладонями по полированной поверхности стола. — Пересаживаться, в натуре — облом. Мне тут в кайф, мальчик, я здесь похаваю!

Парниша на миг смещался и зыркнул в сторону посетителей — те не замедлили подключиться.

— Э! Че — непонятно?! — откинувшись на спинку кресла, простер ко мне короткопалую

руку весьма кучерявый толстяк с греческим профилем — один из троицы под ковром. — Тебе же сказали — пересядь! Че — глупый, что ли?!

— Мне тут в кайф! — упрямо повторил я, разводя обиженно руками. — Где хочу, там и сижу — демократия. И я не глупый — не гони по себе!

Наверно, толстяк когда-то баловался борьбой — судя по фигуре, и, вне всякого сомнения, почитал себя весьма достойным джигитом. Я же, в его представлении, скорее всего выглядел ходячим недоразумением: этакий худющий, плохо прикинутый, патлатый русак, ненароком забравшийся в армянское логово. Разразившись коротким ехидным смешком, толстяк похлопал себя по ляжкам и обратился к аудитории:

— Нет, вы видали, а?! Он сюда пришел и еще чего-то вякает! Он еще рот свой разевает!

— Давай пересядь, — угрюмо посоветовал один из тех, что сидели у входа — здоровый мрачный дядька с короткой прической. — Или лучше вообще вали отсюда, пока не началось. Тут таких не обслуживают — не заметил, что ли?

— А вот хрен тебе! — огрызнулся я и возмущенно выступил:

— Чем я хуже вас, ап?! Почему вас обслуживают, а меня — нет? Руки-ноги, голова — все как у всех, я вам, бля, не инопланетян какой! Я не понял — вы че, думаете, тут вам филиал Еревана, да?! Вы на российской земле — не хера командовать!!!

Толстяк, успокаивающе махнув на привставшего с места мрачного здоровяка, скрипуче выбрался из кресла и, приблизившись разлапистой походкой, ухватил меня за шиворот, извлекая из-за стола.

— А ну — пшшел! Пшшел отсюда, скотина! — злобно пробормотал он, разворачивая меня лицом ко входу. — Давай, давай — пока тебе тут сраку не порвали! '

— Ооааа!!! — заорал я, цепляясь за стол и дергаясь как паралитик. — Русских бьют!! «Носороги» беспредельничают! Геноцид, бляааа!!!

— Да никто тебя не бьет, чмо ходячее! — нервно вскрикнул толстяк. — Руки об тебя марать западло! — И, отступив на шаг, смачно пнул меня по заднице.

Получив пинок, я по инерции проскочил пару метров вперед, под смех почтенной публики, затем ретировался на исходное положение и внезапно резко лягнул толстяка ногой в пах. Бывший борец пронзительно взвизгнул, сложился пополам и плавно осел на пол, скорчив предсмертную гримасу.

— Ну вот! Вы все видали — он первый начал! — смиренно заявил я, отступая к массивному из резной древесины торшеру, и сокрушенно покачал головой:

— Ну и порядки тут у вас! Человек похавать пришел — а его поджопниками угощают! Моим корешам это не понравилось бы!

О! Пошло движение! Мрачный здоровяк и его сосед — тоже неслабый дядечка — синхронно вскочили, опрокидывая легкие кресла, и стремительно направились ко мне, лавируя меж столов. Горбоносый парниша вышел из-за стойки бара и в нерешительности застыл

на проходе, слегка разинув рот. Двое на заднем плане — соседи сложившегося толстяка — тоже встали и начали не спеша подтягиваться к месту событий.

— Ну вот — опять! — тоскливо вскричал я, притворно заламывая руки и горестно мотая башкой. — Пришел пожрать, а «носороги», бляди такие, не дают!'! Вы че, в натуре — совсем офуели?!

Хрясть!!! — это мрачный здоровяк, неосмотрительно нарушивший дистанцию безопасного удаления, схлопотал креслом по черепу. Череп оказался на удивление крепким, а потому с чрезвычайной легкостью пробил камышовую спинку и намертво застрял в ней.

Не выпуская ножек кресла из рук, я на всякий случай пнул здоровяка в пах и, мотанув его пару раз в стороны, как из пращи зарядил этим сооружением в соседа мрачного — тож неслабого дядечку. Получилось очень даже неслабо: дядечка совместно с приятелем смели три столика и совсем немягко приземлились на уставленный цветочными горшками подоконник, под аккомпанемент болезненных криков и смачного звона выдавленной витрины. От приложенного усилия я не удержался и всей массой плюхнулся на скрючившегося неподалеку толстяка, который уже слегка оклемался и пытался самостоятельно встать.

— Во бля!!! Развелось вас тут — русскому человеку упасть негде!!! — возбужденно заорал я, коленом отдавливая промежность завизжавшему вновь толстяку, и, вскочив, бросился разукомплектовывать торшер — как раз самое время.

Двое на дальних подступах сноровисто посрывали с ковра кинжалы и направились ко мне, подогревая себя воинственными криками. С улицы в харчевню влетела еще пара «носорогов» — те, что возились во дворе с мангалом. Они оказались при тесаках, с ходу оценили обстановку и также двинулись на приступ. Довершал картину горбоносый парниша у стойки бара: метнувшись туда-обратно, он вооружился двумя литровыми бутылками «Кремлевской», нетерпеливо подпрыгнул и остался на месте, оглядываясь на подступающие основные силы — не решился возглавить атаку…

Ну, что еще? Хрясть! Баммм! Трах-тарарах-та-тах!!! Как оказалось, хороший торшер в умелых руках по силе разрушительного воздействия эквивалентен крупнокалиберному пулемету. Спустя три минуты на харчевню было жалко смотреть: я уничтожил два холодильника, телевизор с видаком, расчленил музыкальный центр и вообще разнес вдребезги все, что поддавалось ударному воздействию, включая четыре оставшиеся витрины и люстры. Все «носороги» остались живы: я специально обошел их и пощупал у каждого пульс, а тем двоим, что вывалили витрину, пришлось добавить по кумполам — крепкие оказались дядечки.

К концу представления возле харчевни образовалась публика: три толстенные горбоносые тетки разных возрастов, в цветных халатах, шерстяных полосатых гольфах и повязанных на, пояс пуховых платках и целая куча кучерявых черноглазых ребятишек.

Вся эта массовка истошно визжала и хаотичными скачками перемещалась возле входа — наподобие вечно голодных павианов, находящихся в питомнике.

Показав публике козу, я отошел на безопасное расстояние и, перекрикивая гвалт, сделал заявление: