Убю король и другие произведения
Шрифт:
Я с большею охотой обзавелся автогенератором, стабильность и абсолютная точность которого делали его куда более пригодным для точных измерений, нежели баланс хронометра, да и период его колебания будет с отклонением в одну тысячную тем же самым через многие миллионы лет. Камертон. Еще до того, как, следуя вашим предписаниям, я ступил на борт челна, период колебаний был скрупулезно вычислен нашим коллегой профессором Маклеодом, который исходил в своих расчетах как раз из длительности секунды среднего солнечного времени, последовательно направляя лапки камертона вверх, вниз и к горизонту с тем, чтобы устранить даже малейшие помехи от земного притяжения.
Однако сейчас у меня нет и камертона.
Но на помощь мне пришли воспоминания о ваших наставлениях и моих прошлых опытах. Поскольку мне довелось очутиться попросту НИГДЕ — или ГДЕ-ТО, что в данном случае одно и то же, — я отыскал все необходимое, чтобы изготовить кусок стекла, в чем мне изрядно помогла встреча с множеством всевозможных бесов, среди которых был и Распределитель Максвелла, систематизирующий по группам разные типы скорости в повсеместно и непрерывно распространенной жидкости (вы это называли, помнится, твердыми упругими микротелами, или молекулами), которую прихотливое желание представило мне в виде силиката алюминия. Я провел все необходимые линии и зажег две свечки, на что потребовалось некоторое время и упорство, ибо работать мне пришлось, не имея при себе даже кремниевых инструментов. Передо мной предстали две шеренги привидений, и желтый призрак возвратил мне мой сантиметр благою силой цифры 5,892x10– 5.
Сейчас, когда вы пребываете в добром здравии, окружены уютом и ступаете по твердой поверхности — как я когда-то, следуя давно атрофировавшейся привычке, ибо сейчас я с гордостью ношу на себе одну миллиардную земной окружности вместо того, чтобы попирать ногами эту полую сферу, не в силах справиться с ее притяжением, — пожертвуйте частью своего времени и ознакомьтесь с некоторыми моими наблюдениями.
Вечность представляется мне легчайшим эфиром, заполняющим собою все, что лежит по ту сторону горизонта — эфиром бездвижным и, следовательно, лишенным отсветов, всего этого вульгарного сияния. Светящийся эфир я счел бы без толку вертящимся по кругу. И вслед за Аристотелем („О небе“) я полагаю, что вечность следует теперь именовать ЭФИРНОСТЬЮ.
С первого взгляда светящийся эфир, как и мельчайшие частицы материи — а уж ее-то я теперь сумею отличить, мое астральное тело снабжено отменными патафизическими глазами, — может показаться конструкцией из негнущихся реек на шарнирах и маховиков, приводимых в движение ускоренной ротацией и на одной из этих реек закрепленных. Таким образом, вся эта система в точности соответствует идеальным математическим условиям, сформулированным Навье, Пуассоном и Коши. Более того, она представляет собой упругое твердое тело, способное определять магнитное вращение плоскости поляризации света, открытое Фарадеем. Свободное время, образовавшееся у меня после смерти, я намерен посвятить тому, чтобы помешать всей этой конструкции вращаться, а впоследствии и вовсе низвести ее до состояния банальных пружинных весов.
Кстати, мне думается, что строение этих пружинных весов — или даже самого светящегося эфира — можно было бы значительно упростить, заменив эти шарнирные гиростаты системой циркуляции бесконечно великих жидкостей через отверстия в бесконечно малых твердых телах.
Эти модификации не повредят ни одному из его свойств. На ощупь эфир показался мне упругим, как желе, и податливым, будто шотландский сапожный вар».
XXXVIII
О солнце, холодном твердом теле
«Солнце представляет собою шар — ледяной,
По-прежнему не в силах отыскать секунду среднего солнечного времени и тяготясь потерей камертона, я почти не обращал внимания на этот механический аттракцион.
Однако я взял кусок латунной проволоки и соорудил из него колесо, на котором вырезал две тысячи зубцов, подражая тому, чего удалось достичь в подобных же условиях месье Физо, лорду Рэлею и миссис Сиджвик.
Однако стоило мне обрести мою секунду — посредством деления 9413 километров на единицу электрической проводимости Сименс в ее абсолютном значении, — как пирамиды, также оказавшись в фазе прилива энергии, вдруг начали выскальзывать из своих нарезных пазов и, чтобы удержаться, были вынуждены прибегнуть к движению отталкивания а-ля сэр Хэмфри Дэви, тогда как вся недвижимая материя, деревья на винтах, а также сами эти болты и вовсе исчезли. Сделавшись вязким, солнце принялось крутиться вокруг своей оси, полный оборот делая за двадцать пять дней; пройдет несколько лет, и вы увидите, как на нем появятся пятна, а несколько веков спустя вычислите период их появления. Более того, вскоре пойдет на убыль и огромный возраст солнца, а само оно сморщится, усохнув на три четверти.
Ваш покорный слуга приобщается тем временем к науке всех вещей (ждите, я послал вам три новых фрагмента из моих будущих книг), полностью обретя способность к восприятию, то бишь представление о длительности и величине. Мне доподлинно известно, что вес латунного колеса — его я поместил в оцепенение абстрактных пальцев моего астрального тела — есть четвертая движущая сила восьми километров в час; надеюсь, потеряв остатки чувств, я смогу различить цвет, температуру, запах и иные качества, не входящие в число заветных шести, и руководствуясь при этом единственно количеством солнечных излучений в секунду…
Прощайте: предвижу, скоро в солнце перпендикулярно упрется распятие — с синим перекрестьем, к надиру и зениту устремлены рубиновые хохолки, а поперек тянется золото лисьих хвостов».
XXXIX
Как учил Ибикрат-геометр
Матетес: Скажи мне, о Ибикрат — ты, кого зовем мы Геометром, ибо ты познал все сущее посредством линий, прочерченных в разные стороны, и открыл нам истинный облик трех ипостасей Бога при помощи трех монет, являющихся четвертой сущностью символов Таро, из которых второй носит клеймо внебрачного рождения, а тот, что после третьего, провинился тем, что открыл различие между добром и злом, высеченное в плоти древа познания — так вот, о Ибикрат, коли будет тебе угодно меня просветить, я жажду знать, что думаешь ты о любви (ты, сумевший расшифровать бессмертные, ибо никем не найденные, фрагменты учения о Патафизике Софротата Армянского, записанные пурпуром на серо-желтом папирусе). Отвечай, прошу тебя, ибо я намерен задать тебе как можно больше вопросов, дабы внимать твоим наставлениям.