Участь смертных
Шрифт:
Дрожащий воздух сгустился у подножия жилища шамана, пополз по дощатому настилу, вцепился в полы тяжелого плаща Кая. Шаман вгляделся в смутные очертания нитей. Дыхание перехватило, вскинул глаза.
– Ты видел свою смерть, – резко произнес тронутый Богами. – Она остановит твой полет.
– У меня нет души, которая могла бы ее удовлетворить, – так же резко возразил всадник.
– Готов к проверке?
– Не забывайся, шаман! – холодно произнес Кай, внезапно успокаиваясь.
Тан Асадо не забывался. Никогда. Но ему успокоиться
– Ты играешь в игры, которые тебе не по зубам, – счел допустимым предупредить. Кай обратил к нему свою неподвижную маску.
– Не тебе судить о недостатках моих зубов.
Зачем ты вообще тогда приходишь, угрюмо подумал шаман, уставившись в свою чашу. Кай приподнял темные ресницы.
– С тобой интересно беседовать, шаман. Духи послушны и бессловесны, мои родичи столь же скупы на диалоги, как и я, а люди, на самом деле, скучны. К тебе же Боги приложили какую-то третью руку, даже отпечаток на лбу оставили. Заносит иногда.
4.
К исходу дня стало понятно, что вмешаться все же придется. Кучка людей направленно перебивала друг друга и почти достигла успеха в этом деле. Кай обозревал жалкие остатки воинства, не поделившего клочок земли.
Природа изнемогала под огненным градом, корчилась под колесами неподъемных катапульт. Булыжники с корнями вырывали деревья; дубы ли, сосны, клены, без разбору. Оставляя после себя горящую смолу и рваные котлованы. Свист и вой, взлетающие к небесам, которых видно не было в дыму и пепле. Усеялась земля конскими трупами, обломками людей.
Линии воинов крошились и вновь смыкались, все редевшие, и с одной стороны, и с другой. Они щедро поливали сухую землю бесцельными кровавыми подношениями и отступали, наступали, не могли решиться. Тучи стрел метались по небу, куда не смела вклиниться ни единая птица. Закрывались глаза, утихали сердца, остывала в них недавно еще бушующая ярость.
– Мой лес был, – Дар уныло озирал выжженные огнем проплешины, все еще дымящиеся головешки на месте недавней чудесной рощи. Обугленная земля теперь долго не вырастит зелень, острые обломки баррикад, сложенных на скорую руку из тут же срубленных вековых великанов, печально дымились, окуривая души погибших. – Ладно эти… Что не поделили, непонятно, но к чему втягивать в свои разборки все, что под рукой?
Сражение сместилось к реке, люди спасались от огня. В криках, в грохоте, звоне мечей. Все свои потери они оставили убирать кому-то. Как обычно. Века проходят, а манеры остаются прежними. Лесной охотник устал удивляться и просто наблюдал, как и Кай, за поспешным отступлением воинов теперь уже от пожара.
– Мне пришлось, – Кай не оправдывался; ставил в известность. В неизменном своем тоне, без малейшего сожаления. – Иногда все же разум берет верх, но не в этом случае. Всего несколько тысяч душ, а сцепились так, будто
– О-о… – Лесной охотник не изменил позы, а слова тянул плавно. Подобно ленивому шелесту листвы, сопротивлявшейся назойливому ветру. Она же и посыпалась с его волос, вьющейся рыжины каштана, стоило Дару наклонить голову. – У меня от твоих интонаций мурашки по коже. Щекотно.
Кай медленно поднял ресницы.
– Каких интонаций?
– Отсутствующих. Тон плоский как вон то вытоптанное поле.
– Однако ты приходишь его послушать. Успокаивает?
– Приятное разнообразие после Рея. Тот так и сочится медом.
Застывшее небо напитывалось дымом, закат не различался. Кай крайне нехотя перевел взгляд с его недовольного прищура на незваного зрителя.
Шум утихал, отодвинулся как-то незаметно, тяжело повис над рекой. Его монолитность исчезла, как растворилась в тухлых водах. Отдельные выкрики еще слышались, но уже сильно приглушенно, и больше походили на деловитые распоряжения.
– Каждому свое, – Кай пригляделся, различая организацию помощи раненым.
Дар туда даже не смотрел. Обрывки воспоминаний, ускользающие. Его ли? А, может, преследующие. Его ли? Он судорожно перерывал свои ощущения в поисках схожего звучания.
– Не дыши своим холодом! – не выдержав, попросил Лесной охотник. Кай внезапно ощутил свое сердце. Быстрый удар, напомнивший, что оно есть, бьется.
Сузив глаза, заметно напрягся, затрепетали огромные крылья за спиной.
– Смотри, – сказал, понижая голос. И устремил взгляд на место бывшей рощи. – Слушай тишину. Проникнись.
Свита явилась. Молчаливые тени. Покорные служители дыхания холода. Не ветер, не лед. Иного толка дуновение, из тех, что вымораживает сознание, лишает воли, внушает панику.
– Кай.
Крылатый всадник погрузился в их перемещения по полю и не обращал внимания больше ни на что.
– Кай! – Дар был настойчив. Снова попытался разобраться в себе; и то, что казалось, ему не нравилось. – Нам здесь не место.
Ответ стал неожиданностью – быстрый взгляд, непривычно смятенный. Он коснулся мельком охотника и вернулся к видам смерти, от которой расчищалось поле. Всадник выглядел в тот момент как статуя, с которой его периодически и путали: недвижимый, закаменелый.
– Шаман сказал мне о моей смерти.
Дар смешался, следом рассмеялся. Неестественно и коротко.
– Чушь.
Никому из Первых не был интересен закат жизни. Они старались избегать таких встреч, на слоях еще неосознанности опасаясь ненароком коснуться того, что им не пристало по праву существования. Однако двое стояли и смотрели, отыскивая связь между порядком бытия и своими видениями.
– Люди и их сомнения, – прошептал Кай. Тени сократились, уменьшились. Рядом затаил дыхание Дар. Начал различать шаги. Те, что слышал ранее. Дикий взгляд метнулся к спутнику.