Учебка. Армейский роман
Шрифт:
— Представь себе — Говнище уволится и замком будет Чмошник.
В последнее время курсанты прозвали Шороха Чмошником, потому что младший сержант почти никогда не осмеливался никого наказывать без Гришневича и почти обо всех проступках курсантов обычно докладывал заместителю командира взвода. К тому же Шорох был еще глупее, чем Гришневич, хотя последний тоже не отличался высоким интеллектом.
— Да уж… Представляете, а мы тогда уже «черпаками» будем! — мечтательно сказал Гутиковский.
Беседу прервал возвратившийся Шорох. Он пояснил, что курсанты должны подмести пол в одном из овощехранилищ и заменить
— А инструменты? — удивился Игорь.
— Какие табе нада инструменты?!
— Пила… Гвозди там…
— Доски ужэ заранее парэзаны. Нада тольки старыя вынять, а новыя паставить, — пояснил младший сержант.
Проследив за тем, чтобы началась работа, Шорох ушел в казарму, и курсанты остались одни. А поскольку по своем положению они были заинтересованы в труде не больше, чем рабы в Древнем Риме, работа продвигалась с минимально возможной скоростью. Резняк вообще сел в сторону и лениво попыхивал сигаретой, поглядывая в сторону Тищенко и Лупьяненко, примеряющих очередную доску. В другой «связке» работали Гутиковский и Валик. Каждая из пар уже поменяла по три доски, а Резняк все так же неподвижно сидел на большой деревянной колоде, наполовину покрывшейся от сырости бледно-зеленой плесенью. Наконец, Лупьяненко не выдержал и спросил:
— Эй, Резняк — ты долго будешь отдыхать?!
— А что — ты тоже хочешь?
— Может и хочу!
— Тогда садись и отдыхай, — невозмутимо ответил Резняк.
— А делать кто будет?
— Так ведь вы и делаете. У меня все равно пары нет.
— Так замени кого-нибудь. Вон Валика к примеру.
— Валика?
— Валика.
— Эй, Валик — ты устал? — сердито спросил Резняк.
— Пока нет, а что? — ответил Валик.
Он не слышал разговора, поэтому вопрос показался ему немного странным.
— Тогда работай! Ха-ха! — хохотнул Резняк.
— А я говорю, что должны работать все! — упрямо заявил Антон, глядя Резняку прямо в глаза.
— Видишь — человек сам хочет работать?! Зачем же ему мешать? — все так же внешне невозмутимо ответил Резняк, но, не выдержав пристального взгляда Антона, отвел глаза в сторону.
— Разговор не о Валике, а о тебе!
— Неужели? — Резняк изобразил на своем лице удивление.
— Ах, так?! Тогда давай так решим… Тищенко, Гутиковский, Валик! Идите сюда! Резняк с нами не работал — пускай тогда один подметает пол. Как вы считаете? — рассердился Антон.
— Вполне справедливо, — Игорь первым поддержал своего товарища.
— Я тоже так думаю, — не совсем уверенно пробормотал Валик.
— Раз всех сюда прислали, то все и должны работать, — уклончиво заметил Гутиковский, обращаясь куда-то к противоположной стене.
— Да ложил я на ваши решения большой и толстый! — нагло заявил Резняк и отвернулся.
— Тогда сделаем так — больше работать не будем. А если придет Шорох и спросит, почему мы не работаем — скажем, что мы уже все свое сделали, а остальное осталось Резняку, — предложил Лупьяненко.
— Говори, говори…, — презрительно пробормотал Резняк.
Работа после этого полностью прекратилась, и курсанты с наслаждением расселись на деревянные чурки, стоящие в ряд вдоль стен хранилища. Внутри было сыро, но зато гораздо теплее, чем снаружи, потому что уже два дня стояла холодная, дождливая погода. С утра
— Сегодня ветер разошелся не на шутку! — заметил Игорь.
— Боишься, чтобы тебя не унесло по дороге в казарму? — с улыбкой спросил Резняк.
— Не больше, чем ты! — огрызнулся Тищенко.
— Лучше бы он подул еще сильнее — как какой-нибудь тайфун или смерч! — мрачно сказал Гутиковский.
— Это еще зачем? — удивился Лупьяненко.
— Чтобы нашу часть к черту сдуло! — пояснил Гутиковский.
— А что — было бы неплохо, — включился в беседу обычно молчаливый Валик.
— Нет уж, Гутиковский — не надо, чтобы часть сдувало! — с улыбкой, но решительно сказал Антон.
— Может, тебе здесь нравится? — в свою очередь удивился Гутиковский.
— Точно так же, как и тебе. Мы ведь в Минске служим — дома! А если часть сдует — еще куда-нибудь за город перевезут или вообще в чужой округ, — пояснил Лупьяненко.
— В другой не переведут — можно переводить только в пределах своего округа, — уточнил Тищенко.
Посмотрев на товарищей, Игорь вдруг поразился увиденному. Несмотря на шутливое содержание разговора, улыбнулся лишь Лупьяненко, да и то только один раз. Тищенко неожиданно явственно понял, что он сам, Гутиковский и все остальные и в самом деле хотят, чтобы ветер разворотил что-нибудь наверху. Это внесло бы хоть какое-то разнообразие в их серую, скучную жизнь, текущую сплошной чередой дней-близнецов.
— Раз мы решили оставить жизнь нашей части, то неплохо бы и отметить это событие небольшим сладким столом. Может, кто-нибудь сходит в «чепок»? — предложил Лупьяненко.
— А что — давайте и в самом деле сбросимся и что-нибудь купим?! — поддержал своего товарища Тищенко.
— А у меня сегодня нет денег… Может, кто-нибудь одолжит? — смущенно сказал Валик, убедившись в пустоте своих карманов.
— Надо долги отрабатывать. Раз у тебя нет денег, ты и пойдешь в чепок! — безапелляционным тоном заявил Резняк.
Никто не хотел тащиться по ветру в чайную с риском угодить в лапы сержанту, поэтому всем очень понравилось (исключая, разумеется, Валика) предложение Резняка. Видя такое единодушие товарищей, Валик вздохнул и, собрав с остальных около четырех рублей, пошел наверх.
Валика долго не было, и курсанты уже начали беспокоиться, не попался ли он на глаза Шороху или Гришневичу. Резняк, непонятно почему волновавшийся больше всех, предложил в случае чего заявить, будто это только Валик самовольно ушел в чайную, а все остальные тем временем работали в стиле Стаханова. Хорошо понимая некоторую подлость такого поведения, все, тем не менее, охотно согласились с предложением Резняка. И вот в разгар всех этих «козней» появился Валик, едва дотащивший целую гору молочных пакетов и аппетитных, свежих булочек. Наслаждаясь молоком, Игорь вспомнил о том, что он тоже собирался все свалить на Валика, чтобы выгородить себя и ему стало стыдно. Для очищения совести он решил покаяться перед товарищем: