Учебка. Армейский роман
Шрифт:
Последние слова были встречены взрывом смеха (впрочем, достаточно умеренным из-за дисциплины в строю).
После своего яркого выступления Атосевич отправил роту в казарму собираться в баню.
В баню разрешалось взять два вещмешка на взвод, в которые все положили по полотенцу и мылу, а также три мочалки… на всех. Гришневич и Шорох, как и остальные сержанты, положили всё своё в персональный пакет и отдали его нести Гутиковскому.
В десять утра вторая рота в полном составе вышла за ворота КПП. Впереди и позади строя нужно было нести красные флажки. Игорь не видел, кто нёс флажок впереди, а вот в арьергарде с красным флажком в руках шёл маленький Рахманкулов из пятого взвода. С одной стороны было
Напротив автопарка, расположенного рядом с частью, была остановка, и рота остановилась возле неё в ожидании троллейбуса.
— Чего задумался? — спросил у Игоря Лупьяненко.
— Да вот вспомнил, как мы сюда рано утром двадцать седьмого приехали. Только дней десять прошло, а кажется, будто целый месяц.
— Это потому, что здесь не дом отдыха. Всегда, если человеку где-то не нравится, ему и время дольше идёт, а где нравится — мигом пробегает. Но это все ерунда. Вот Доброхотову точно можно заскучать — «пятерка» прямо к его дому идет. Эй, Доброхотов!
— Что?
— Может, мимо дома сегодня проедешь?
— Может, и проеду — смотря в какую баню едем…
— В третью, — вмешался в разговор Гришневич.
— Э нет, тогда я, товарищ сержант, не доеду. Мой дом дальше. Мы ведь с пересадкой. Наверное, после железнодорожного моста сойдем? — откликнулся Доброхотов.
— Точно, там и сойдем. Хорошо вам, черт — дома служите. Если бы я был минчанином, наверное, всю службу бы завалил, — пошутил Гришневич.
Подошла «пятёрка», но в неё влезли только первый и второй взвода. Три остальных во главе с Атосевичем остались дожидаться следующего троллейбуса.
— Гришневич, там нас на остановке ждите, сами не идите! — закричал вслед Атосевич.
Когда двери троллейбуса закрылись, Гришневич толкнул своего коллегу замкомвзвода Петраускаса:
— Вальдас, Атосевич боится, что мы полным составом в самоход уйдем. А что, вдруг сержант Петраускас и в самом деле махнет в аэропорт, и ищи его тогда в Вильнюсе?
Петраускас лишь весело рассмеялся в ответ.
Многим курсантам второго взвода (в том числе и Тищенко) нравились Петраускас и егопомощник младший сержант Щукин. Гонять курсантов они гоняли, но почти не матерились и дрались очень редко. Петраускас носил большие очки и казался Игорю интеллигентом. Впрочем, так оно и было — год назад Петраускас закончил какой-то институт в Вильнюсе. Щукин был чуть поглупее и грубее Петраускаса, но он был всего лишь командиром отделения и играл только вторую скрипну. На «очки» первый взвод бегал раза в три реже второго и во втором завидовали такой «сладкой жизни».
Троллейбус был переполнен, но все же многие курсанты сидели. Гришневич и Шорох сели раньше всех. Чуть позже к ним присоединились и сержанты первого взвода. Но чувствовали они себя не очень удобно, так как через остановку в троллейбус вошла старушка и вопросительно остановилась прямо перед ними. Вслед за сержантами сидели
— Сгорел Улан, Гришневич ему это припомнит, — заметил Лупьяненко.
— Да — или в наряд, или на очки пойдет. Был бы повод, — согласился Игорь.
— Повод всегда найдется, — уточнил Лупьяненко.
Когда проезжали через железнодорожный мост, Игорь смотрел на проходящий внизу пассажирский поезд. «Может, он со стороны Городка приехал? Скоро ли я поеду по этим рельсам?» — думал Тищенко.
Вскоре после железнодорожного моста вышли. Ждать остальных пришлось долго. Лишь минут через двадцать приехал Атосевич с третьим взводом, а ещё через десять — остальные. Из-за давки Атосевич пришёл в дурное расположение духа и решил больше не доверять общественному транспорту:
— Рота, строиться в колонну по четыре! До бани всего пару остановок, поэтому пойдём пешком. В сторону подземного перехода шагом марш!
Пешком, так пешком. Игорь был даже рад этому — после надоевшей казармы приятно пройти по оживлённой городской улице. В переходе строй сбился, но на выходе сержанты быстро навели порядок.
Прошли мимо огромного девятиэтажного дома. Дом был необычным и резко выделялся среди однообразной, серой архитектуры — участки нормальной стены чередовались с большими треугольными выступами. «Интересно, никогда еще не видел треугольных квартир. С одной стороны занимательно, а с другой, наверное, неудобно — мебель не поставишь. Зато всю улицу видно», — думал Тищенко. Дело в том, что треугольные выступы заканчивались окнами, и из крайних квартир действительно можно было наблюдать улицу.
Через несколько сот метров повернули направо, и рота оказалась в небольшом дворике. Внутри дворика находилась трёхэтажная баня, выделявшаяся своими стенами из красного кирпича. Рядом с баней располагались две жилые пятиэтажки и тыльная сторона какого-то продовольственного магазина. Рота пришла как раз вовремя — предшественники уже построились на улице и собрались уходить.
После первого взвода разрешили мыться второму, и курсанты весело двинулись в предбанник, находящийся на втором этаже. Здесь Игорь понял, что баню солдатам предоставили не полностью, а дали лишь два зала. Игорь вошёл в числе последних, и ему не хватило шкафчика. Тогда Тищенко разделся в одном шкафчике с Лупьяненко.
— Все разделись? Тогда несите майки и трусы, и складывайте их в две большие кучи на полу. Полотенца оставляйте себе. Фуганов, бегом сдай старое бельё и получи новое. Гутиковский, помоги ему! — скомандовал Гришневич.
Фуганов и Гутиковский ушли менять бельё, а остальные, достав со шкафчиков тазы, бросились в моечный зал. Было всего четыре крана и возле них выстроились длинные очереди. Тищенко успел встать третьим и быстро наполнил свой таз горячей водой. От большого количества горячей воды воздух в бане сделался влажным и мутным. И без того пропитанные грязью и потом тела курсантов потели и жаждали всеочищающей воды. Было только три мочалки и всем пришлось мыться по очереди. По одной себе взяли Гришневич и Шорох, а последняя досталась счастливому Петренчику. Тищенко стоял рядом с сержантом, ожидая мочалку. Но, увидев, как Гришневич яростно трёт свой зад, Игорь поспешно отошёл в сторону. Закончив, Гришневич бросил мочалку Бытько и тот вымылся её с головы до пят. После этого Бытько на глазах у сержанта передал мочалку Игорю. Выхода не было, нужно было мыться и Тищенко, едва скрывая отвращение, принялся тереть себе живот. Но мочалкой он вымыл лишь низ живота и всё, что располагалось ниже пояса. Остальное Игорь домыл руками.